Василий Жуковский Баллада, в которой описывается

Баллада, в которой описывается, как одна старушка ехала на чёрном коне вдвоём и кто сидел впереди.

На кровле ворон дико прокричал — ? Старушка слышит и бледнеет. Понятно ей, что ворон тот сказал: ? Слегла в постель, дрожит, хладеет.

И во? пит скорбно: «Где мой сын чернец? ? Ему сказать мне слово дайте; Увы! я гибну; близок мой конец; ? Скорей, скорей! не опоздайте!»

И к матери идет чернец святой: ? Ее услышать покаянье; И тайные дары несет с собой, ? Чтоб утолить ее страданье.

Но лишь пришел к одру с дарами он, ? Старушка в трепете завыла; Как смерти крик ее протяжный стон… ?«Не приближайся! — возопила. —

Не подноси ко мне святых даров; ? Уже не в пользу покаянье…» Был страшен вид ее седых власов ? И страшно груди колыханье.

Дары святые сын отнес назад ? И к страждущей приходит снова; Кругом бродил ее потухший взгляд; ? Язык искал, немея, слова.

«Вся жизнь моя в грехах погребена, ? Меня отвергнул искупитель; Твоя ж душа молитвой спасена, ? Ты будь души моей спаситель.

Здесь вместо дня была мне ночи мгла; ? Я кровь младенцев проливала, Власы невест в огне волшебном жгла ? И кости мертвых похищала.

И казнь лукавый обольститель мой ? Уж мне готовит в адской злобе; И я, смутив чужих гробов покой, ? В своем не успокоюсь гробе.

Ах! не забудь моих последних слов: ? Мой труп, обвитый пеленою, Мой гроб, мой черный гробовой покров ? Ты окропи святой водою.

Чтоб из свинца мой крепкий гроб был слит, ? Семью окован обручами, Во храм внесен, пред алтарем прибит ? К помосту крепкими цепями.

И цепи окропи святой водой; ? Чтобы священники собором И день и ночь стояли надо мной ? И пели панихиду хором;

Чтоб пятьдесят на крылосах дьячков ? За ними в черных рясах пели; Чтоб день и ночь свечи у образов ? Из воску ярого горели;

Чтобы звучней во все колокола ? С молитвой день и ночь звонили; Чтоб заперта во храме дверь была; ? Чтоб дьяконы пред ней кадили;

Чтоб крепок был запор церковных врат; ? Чтобы с полуночного бденья Он ни на миг с растворов не был снят ? До солнечного восхожденья.

С обрядом тем молитеся три дня, ? Три ночи сряду надо мною: Чтоб не достиг губитель до меня, ? Чтоб прах мой принят был землею».

И глас ее быть слышен перестал; ? Померкши очи закатились; Последний вздох в груди затрепетал; ? Уста, охолодев, раскрылись.

И хладный труп, и саван гробовой, ? И гроб под черной пеленою Священники с приличною мольбой ? Опрыскали святой водою.

Семь обручей на гроб положены; ? Три цепи тяжкими винтами Вонзились в гроб и с ним утверждены ? В помост пред царскими дверями.

И вспрыснуты они святой водой; ? И все священники в собранье: Чтоб день и ночь душе на упокой ? Свершать во храме поминанье.

Поют дьячки все в черных стихарях ? Медлительными голосами; Горят свечи? надгробны в их руках, ? Горят свечи? пред образами.

Протяжный глас, и бледный лик певцов, ? Печальный, страшный сумрак храма, И тихий гроб, и длинный ряд попов ? В тумане зыбком фимиама,

И горестный чернец пред алтарем, ? Творящий до земли поклоны, И в высоте дрожащим свеч огнем ? Чуть озаренные иконы…

Ужасный вид! колокола звонят; ? Уж час полуночного бденья… И заперлись затворы тяжких врат ? Перед начатием моленья.

И в перву ночь от свеч веселый блеск. ? И вдруг… к полночи за вратами Ужасный вой, ужасный шум и треск; ? И слышалось: гремят цепями.

Железных врат запор, стуча, дрожит; ? Звонят на колокольне звонче; Молитву клир усерднее творит, ? И пение поющих громче.

Гудят колокола, дьячки поют, ? Попы молитвы вслух читают, Чернец в слезах, в кадилах ладан жгут, ? И свечи яркие пылают.

Запел петух… и, смолкнувши, бегут ? Враги, не совершив ловитвы; Смелей дьячки на крылосах поют, ? Смелей попы творят молитвы.

В другую ночь от свеч темнее свет, ? И слабо теплятся кадилы, И гробовой у всех на лицах цвет, ? Как будто встали из могилы.

И снова рев, и шум, и треск у врат; ? Грызут замок, в затворы рвутся; Как будто вихрь, как будто шумный град, ? Как будто воды с гор несутся.

Пред алтарем чернец на землю пал, ? Священники творят поклоны, И дым от свеч туманных побежал, ? И потемнели все иконы.

Сильнее стук — звучней колокола, ? И трепетней поющих голос: В крови их хлад, объемлет очи мгла, ? Дрожат колена, дыбом волос.

Запел петух… и прочь враги бегут, ? Опять не совершив ловитвы; Смелей дьячки на крылосах поют, ? Попы смелей творят молитвы.

На третью ночь свечи? едва горят; ? И дым густой, и запах серный; Как ряд теней, попы во мгле стоят; ? Чуть виден гроб во мраке черный.

И стук у врат: как будто океан ? Под бурею ревет и воет, Как будто степь песчаную оркан ? Свистящими крылами роет.

И звонари от страха чуть звонят, ? И руки им служить не вольны; Час от часу страшнее гром у врат, ? И звон слабее колокольный.

Дрожа, упал чернец пред алтарем; ? Молиться силы нет; во прахе Лежит, к земле приникнувши лицом; ? Поднять глаза не смеет в страхе.

И певчих хор, досель согласный, стал ? Нестройным криком от смятенья: Им чудилось, что церковь зашатал ? Как бы удар землетрясенья.

Вдруг затускнел огонь во всех свечах, ? Погасли все и закурились; И замер глас у певчих на устах, ? Все трепетали, все крестились.

И раздалось… как будто оный глас, ? Который грянет над гробами; И храма дверь со стуком затряслась ? И на пол рухнула с петлями.

И он предстал весь в пламени очам, ? Свирепый, мрачный, разъяренный; И вкруг него огромный божий храм ? Казался печью раскаленной!

Едва сказал: «Исчезните!» цепям — ? Они рассылались золою; Едва рукой коснулся обручам — ? Они истлели под рукою.

И вскрылся гроб. Он к телу вопиёт: ?«Восстань, иди вослед владыке!» И проступил от слов сих хладный нот ? На мертвом, неподвижном лике.

И тихо труп со стоном тяжким встал, ? Покорен страшному призванью; И никогда здесь смертный не слыхал ? Подобного тому стенанью.

И ко вратам пошла она с врагом… ? Там зрелся конь чернее ночи. Храпит и ржет и пышет он огнем, ? И как пожар пылают очи.

И на коня с добычей прянул враг; ? И труп завыл; и быстротечно Конь полетел, взвивая дым и прах; ? И слух об ней пропал навечно.

Никто не зрел, как с нею мчался он… ? Лишь страшный след нашли на прахе; Лишь, внемля крик, всю ночь сквозь тяжкий сон ? Младенцы вздрагивали в страхе.