Владимир Высоцкий Осторожно! Гризли!

Михаилу с огромной любовью и пониманием

Однажды я, накушавшись от пуза, Дурной и красный, словно из парилки, По кабакам в беспамятстве кружа, Очнулся на коленях у француза — Я из его тарелки ел без вилки И тем француза резал без ножа.

Кричал я: «Друг! За что боролись?!» — Он Не разделял со мной моих сомнений. Он был напуган, смят и потрясен, И пробовал прогнать меня с коленей.

Не тут-то было! Я сидел надежно, Обняв его за тоненькую шею, Смяв оба его лацкана в руке, Шептал ему: «Ах! Как неосторожно! Тебе б зарыться, спрятаться в траншею, А ты рискуешь в русском кабаке!»

Он тушевался, а его жена Прошла легко сквозь все перипетии,- Еще бы — с ними пил сам Сатана, Но добрый, ибо родом из России.

Француз страдал от недопониманья, Взывал ко всем: к жене, к официантам,- Жизнь для него пошла наоборот. Цыгане висли, скрипками шаманя, И вымогали мзду не по талантам, А я совал рагу французу в рот.

И я вопил: «Отец мой имярек — Герой, а я тут с падалью якшаюсь!» И восемьдесят девять человек Кивали в такт, со мною соглашаясь.

Калигулу ли, Канта ли, Катулла, Пикассо ли?! — кого еще, не знаю,- Европа предлагает невпопад. Меня куда бы пьянка ни метнула — Я свой Санкт-Петербург не променяю На вкупе все, хоть он и — Ленинград.

В мне одному немую тишину Я убежал до ужаса тверезый. Навеки потеряв свою жену, В углу сидел француз, роняя слезы.

Я ощутил намеренье благое — Сварганить крылья из цыганской шали, Крылатым стать и недоступным стать,- Мои друзья — пьянющие изгои — Меня хватали за руки, мешали,- Никто не знал, что я умел летать.

Через Pegeaut я прыгнул на Faubourg И приобрел повторное звучанье,- На ноте до_завыл Санкт-Петербург, А это означало: до_свиданья!

Мне б — по моим мечтам — в каменоломню: Так много сил, что все перетаскаю,- Таскал в России — грыжа подтвердит. Да знали б вы, что я совсем не помню, Кого я бью по пьянке и ласкаю, И что плевать хотел на interdite.

Да, я рисую, трачу и кучу, Я даже чуть избыл привычку к лени. … Я потому французский не учу, Чтоб мне не сели на колени.

25 июля 1978, в самолете