Владимир Высоцкий Енгибарову - от зрителей

Шут был вор: он воровал минуты — Грустные минуты, тут и там,- Грим, парик, другие атрибуты Этот шут дарил другим шутам.

В светлом цирке между номерами Незаметно, тихо, налегке Появлялся клоун между нами Иногда в дурацком колпаке.

Зритель наш шутами избалован — Жаждет смеха он, тряхнув мошной, И кричит: «Да разве это клоун! Если клоун — должен быть смешной!»

Вот и мы… Пока мы вслух ворчали: «Вышел на арену, так смеши!»- Он у нас тем временем печали Вынимал тихонько из души.

Мы опять в сомненье — век двадцатый: Цирк у нас, конечно, мировой,- Клоун, правда, слишком мрачноватый — Невеселый клоун, не живой.

Ну а он, как будто в воду канув, Вдруг при свете, нагло, в две руки Крал тоску из внутренних карманов Наших душ, одетых в пиджаки.

Мы потом смеялись обалдело, Хлопали, ладони раздробя. Он смешного ничего не делал — Горе наше брал он на себя.

Только — балагуря, тараторя,- Все грустнее становился мим: Потому что груз чужого горя По привычке он считал своим.

Тяжелы печали, ощутимы — Шут сгибался в световом кольце,- Делались все горше пантомимы, И морщины глубже на лице.

Но тревоги наши и невзгоды Он горстями выгребал из нас — Будто обезболивал нам роды,- А себе — защиты не припас.

Мы теперь без боли хохотали, Весело по нашим временам: Ах, как нас прекрасно обокрали — Взяли то, что так мешало нам!

Время! И, разбив себе колени, Уходил он, думая свое. Рыжий воцарился на арене, Да и за пределами ее.

Злое наше вынес добрый гений За кулисы — вот нам и смешно. Вдруг — весь рой украденных мгновений В нем сосредоточился в одно.

В сотнях тысяч ламп погасли свечи. Барабана дробь — и тишина… Слишком много он взвалил на плечи Нашего — и сломана спина.

Зрители — и люди между ними — Думали: вот пьяница упал… Шут в своей последней пантомиме Заигрался — и переиграл.

Он застыл — не где-то, не за морем — Возле нас, как бы прилег, устав,- Первый клоун захлебнулся горем, Просто сил своих не рассчитав.

Я шагал вперед неукротимо, Но успев склониться перед ним. Этот трюк — уже не пантомима: Смерть была — царица пантомим!

Этот вор, с коленей срезав путы, По ночам не угонял коней. Умер шут. Он воровал минуты — Грустные минуты у людей.

Многие из нас бахвальства ради Не давались: проживем и так! Шут тогда подкрадывался сзади Тихо и бесшумно — на руках…

Сгинул, канул он — как ветер сдунул! Или это шутка чудака?. Только я колпак ему — придумал,- Этот клоун был без колпака.

1972