Александр Твардовский Переправа

Переправа, переправа! Берег левый, берег правый, Снег шершавый, кромка льда.

Кому память, кому слава, Кому темная вода, — Ни приметы, ни следа.

Ночью, первым из колонны, Обломав у края лед, Погрузился на понтоны. Первый взвод. Погрузился, оттолкнулся И пошел. Второй за ним. Приготовился, пригнулся Третий следом за вторым.

Как плоты, пошли понтоны, Громыхнул один, другой Басовым, железным тоном, Точно крыша под ногой.

И плывут бойцы куда-то, Притаив штыки в тени. И совсем свои ребята Сразу — будто не они, Сразу будто не похожи На своих, на тех ребят:

Как-то все дружней и строже, Как-то все тебе дороже И родней, чем час назад.

Поглядеть — и впрямь — ребята! Как, по правде, желторот, Холостой ли он, женатый, Этот стриженый народ.

Но уже идут ребята, На войне живут бойцы, Как когда-нибудь в двадцатом Их товарищи — отцы.

Тем путем идут суровым, Что и двести лет назад Проходил с ружьем кремневым Русский труженик-солдат.

Мимо их висков вихрастых, Возле их мальчишьих глаз Смерть в бою свистела часто И минет ли в этот раз?

Налегли, гребут, потея, Управляются с шестом. А вода ревет правее — Под подорванным мостом.

Вот уже на середине Их относит и кружит…

А вода ревет в теснине, Жухлый лед в куски крошит, Меж погнутых балок фермы Бьется в пене и в пыли…

А уж первый взвод, наверно, Достает шестом земли.

Позади шумит протока, И кругом — чужая ночь. И уже он так далеко, Что ни крикнуть, ни помочь.

И чернеет там зубчатый, За холодною чертой, Неподступный, непочатый Лес над черною водой.

Переправа, переправа! Берег правый, как стена…

Этой ночи след кровавый В море вынесла волна.

Было так: из тьмы глубокой, Огненный взметнув клинок, Луч прожектора протоку Пересек наискосок.

И столбом поставил воду Вдруг снаряд. Понтоны — в ряд. Густо было там народу — Наших стриженых ребят…

И увиделось впервые, Не забудется оно: Люди теплые, живые Шли на дно, на дно, на дно…

Под огнем неразбериха — Где свои, где кто, где связь?

Только вскоре стало тихо, — Переправа сорвалась.

И покамест неизвестно, Кто там робкий, кто герой, Кто там парень расчудесный, А наверно, был такой.

Переправа, переправа… Темень, холод. Ночь как год.

Но вцепился в берег правый, Там остался первый взвод.

И о нем молчат ребята В боевом родном кругу, Словно чем-то виноваты, Кто на левом берегу.

Не видать конца ночлегу. За ночь грудою взялась Пополам со льдом и снегом Перемешанная грязь.

И усталая с похода, Что б там ни было, — жива, Дремлет, скорчившись, пехота, Сунув руки в рукава.

Дремлет, скорчившись, пехота, И в лесу, в ночи глухой Сапогами пахнет, потом, Мерзлой хвоей и махрой.

Чутко дышит берег этот Вместе с теми, что на том Под обрывом ждут рассвета, Греют землю животом, — Ждут рассвета, ждут подмоги, Духом падать не хотят.

Ночь проходит, нет дороги Ни вперед и ни назад…

А быть может, там с полночи Порошит снежок им в очи, И уже давно Он не тает в их глазницах И пыльцой лежит на лицах — Мертвым все равно.

Стужи, холода не слышат, Смерть за смертью не страшна, Хоть еще паек им пишет Первой роты старшина,

Старшина паек им пишет, А по почте полевой Не быстрей идут, не тише Письма старые домой, Что еще ребята сами На привале при огне Где-нибудь в лесу писали Друг у друга на спине…

Из Рязани, из Казани, Из Сибири, из Москвы — Спят бойцы. Свое сказали И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда, Где застыли их следы…

Может — так, а может — чудо? Хоть бы знак какой оттуда, И беда б за полбеды.

Долги ночи, жестки зори В ноябре — к зиме седой.

Два бойца сидят в дозоре Над холодною водой.

То ли снится, то ли мнится, Показалось что невесть, То ли иней на ресницах, То ли вправду что-то есть?

Видят — маленькая точка Показалась вдалеке: То ли чурка, то ли бочка Проплывает по реке?

— Нет, не чурка и не бочка — Просто глазу маята. — Не пловец ли одиночка? — Шутишь, брат. Вода не та! — Да, вода… Помыслить страшно. Даже рыбам холодна. — Не из наших ли вчерашних Поднялся какой со дна?.

Оба разом присмирели. И сказал один боец: — Нет, он выплыл бы в шинели, С полной выкладкой, мертвец.

Оба здорово продрогли, Как бы ни было, — впервой.

Подошел сержант с биноклем. Присмотрелся: нет, живой.

— Нет, живой. Без гимнастерки. — А не фриц? Не к нам ли в тыл? — Нет. А может, это Теркин? — Кто-то робко пошутил.

— Стой, ребята, не соваться, Толку нет спускать понтон. — Разрешите попытаться? — Что пытаться! — Братцы, — он!

И, у заберегов корку Ледяную обломав, Он как он, Василий Теркин, Встал живой, — добрался вплавь.

Гладкий, голый, как из бани, Встал, шатаясь тяжело. Ни зубами, ни губами Не работает — свело.

Подхватили, обвязали, Дали валенки с ноги. Пригрозили, приказали — Можешь, нет ли, а беги.

Под горой, в штабной избушке, Парня тотчас на кровать Положили для просушки, Стали спиртом растирать.

Растирали, растирали… Вдруг он молвит, как во сне: — Доктор, доктор, а нельзя ли Изнутри погреться мне, Чтоб не все на кожу тратить?

Дали стопку — начал жить, Приподнялся на кровати:

— Разрешите доложить… Взвод на правом берегу Жив-здоров назло врагу! Лейтенант всего лишь просит Огоньку туда подбросить.

А уж следом за огнем Встанем, ноги разомнем. Что там есть, перекалечим, Переправу обеспечим…

Доложил по форме, словно Тотчас плыть ему назад.

— Молодец! — сказал полковник. Молодец! Спасибо, брат.

И с улыбкою неробкой Говорит тогда боец:

— А еще нельзя ли стопку, Потому как молодец?

Посмотрел полковник строго, Покосился на бойца. — Молодец, а будет много — Сразу две. — Так два ж конца…

Переправа, переправа! Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идет святой и правый. Смертный бой не ради славы, Ради жизни на земле.

1941