Ярослав Смеляков Вот опять ты мне вспомнилась, мама...

Вот опять ты мне вспомнилась, мама, и глаза твои, полные слез, и знакомая с детства панама на венке поредевших волос.

Оттеняет терпенье и ласку потемневшая в битвах Москвы материнского воинства каска — украшенье седой головы.

Все стволы, что по русским стреляли, все осколки чужих батарей неизменно в тебя попадали, застревали в одежде твоей.

Ты заштопала их, моя мама, но они все равно мне видны, эти грубые длинные шрамы — беспощадные метки войны…

Дай же, милая, я поцелую, от волненья дыша горячо, эту бедную прядку седую и задетое пулей плечо.

В дни, когда из окошек вагонных мы глотали движения дым и считали свои перегоны по дорогам к окопам своим,

как скульптуры из ветра и стали, на откосах железных путей днем и ночью бессменно стояли батальоны седых матерей.

Я не знаю, отличья какие, не умею я вас разделять: ты одна у меня, как Россия, милосердная русская мать.

Это слово протяжно и кратко произносят на весях родных и младенцы в некрепких кроватках и солдаты в могилах своих.

Больше нет и не надо разлуки, и держу я в ладони своей эти милые трудные руки, словно руки России моей.

1945