Константин Случевский Карфаген

Не в праздничные дни в честь славного былого, Не в честь творца небес или кого другого Сияет роскошью, вконец разубрана, В великом торжестве прибрежная страна. От раннего утра, проснувшись с петухами, Весь город на ногах. Он всеми алтарями, Зажженными с зарей, клубится и дымит, И в переливах струн, и в трелях флейт звучит. От храмов, с их колонн, обвешанных цветами, Струится свежестью; над всеми площадями, В венках, блистающих лаврового листвой, Ряд бронзовых фигур темнеет над толпой. По главному пути, где высятся гробницы, Одни вослед другим грохочут колесницы; С них шкуры львиные блистают желтизной И поднимают пыль, влачась по мостовой. Цвет жизни, молодость собою воплощая, Проходят девушки, листами пальм махая; Все в пурпуре, ряды старейшин вдоль трибун Сидят в дыму огней и в рокотаньи струн; В безмолвной гавани товаров не таскают; Нет свадьб по городу; суды не заседают; Не жгут покойников… Все, все молчат дела, Вся жизнь на торжество великое пошла…

Честь победителю! Исполнено призванье! Ему весь этот блеск и жизни замиранье, И пламя алтарей, и мягкий звук струны, Терпенье мертвого, венчанье старины И ликования всех бедных и богатых… Ему триумфы дня, ему разврат ночной, Где яркий пурпур тог, смешавшись с белизной Одежд девических, разорванных, помятых, Спадет с широких лож на мягкие ковры… Ему струи вина, ему азарт игры…

И только два лица в народе том молчали, Во имя истинной и сознанной печали: И были эти два — философ и поэт… Они одни из всех молчали! Сотни лет Прошли с тех давних пор. И нынче там в огромных Развалинах — шакал гнездится в щелях темных, И правдою веков, великой степи в тон, Наложен царственно несокрушимый сон…

На сторону тех двух, которые молчали, Всё перешло молчать! И из безмолвной дали Степей явилась смерть с песками заодно — Случилось то, что им казалось — быть должно!