Ольга Седакова Элегия липе

Но следа стопы не оставит вершиной пахнущий шаг. Я чувствую, как нарастает несущий нас кверху размах. Из стихов школьных лет

К деревьям тоже можно привязаться, как к человеку, и еще сердечней; их, может, не придется хоронить – уж справедливее тогда остаться тебе, не мне: вы проще, долговечней… Последний слух и тронуть и унять

как хорошо, когда, подруга-липа, ты бы явилась. Ваше равнодушье – конечно, невнимательная ложь. Кто знает мысли, движимые в листьях? Глаза ствола кто подстерег? те, ваши глаза движенья? – равенство и дрожь

и все равно, и притяженье света, особенное вечером ненастным, когда покажется: сейчас пойму всё, всё… – и тут прижизненная Лета впадает в ум, и с лепетом древесным слова скрываются в родную тьму,

как плавающий взгляд новорожденных: скорбя о всем, высказывая жалость еще ничью на языках ничьих… И много лучше, чем в глазах влюбленных – или не так? – исчезнуть, отражаясь в глазах деревьев – в помощи очах

и отпущенья. Дым благоприятный, рассеиваясь по пути, до неба доносит только то, что нет его. Не так ли, липа? цветовые пятна, все эти ветки, листья и движенья… Исчезновенье – наше существо.

С тех самых пор, как дачную террасу твоя магнитная сжимала сила до роковой летающей доски – и вверх, и вниз, и больше вверх, и сразу всем вихрем вниз – как будто бы просило расколошматить сердце на куски,

и поскорее. – Боже неизвестный, чего ты хочешь, если это правда, что хочешь ты? огня, пустыни, змей? – и вниз доска, сама себе не рада… С тех самых пор я по тоске древесной прекрасно знаю о тоске моей.

Но ты кивни – и побредут картины – такие же, из той же жизни тесной – в несвойственной им золотой пыли: благословил ли их огонь небесный, свет неизвестный Славы иль Шехины за то одно, что были и прошли?

Увы, нас время учит не смиренью, а недоверью. В этой скорбной школе блажен, кто не учился до конца! Того не бросят, с ним идут деревья, как инструменты музыкальной боли за причетом фракийского певца.

Вся музыка повернута в родную, неровную и чуткую разлуку, которую мы чуем, как слепой, – по теплоте. И я в уме целую простую мне протянутую руку – твой темный мир и бледно-золотой.