Давид Самойлов Вечером

Мальчик играл в оловянных солдат, Девочка куклу качала. Этот тысячелетний обряд Весь повторялся с начала.

Девочка спела свое: «Ай-люли!» Мальчик заснул героем. Ветки качались. По небу шли Тучи сомкнутым строем.

Глаз не смыкая, кукла спала. И на ночном привале, В кучу сбившись у края стола, Стоя солдатики спали. * *

* Мне снился сон. И в этом трудном сне Отец, босой, стоял передо мною. И плакал он. И говорил ко мне: «Мой милый сын! Что сделалось с тобою?»

Он проклинал наш век, войну, судьбу. И за меня он требовал расплаты. А я смиренно говорил ему: — Отец, они ни в чем не виноваты.

И видел я. И понимал вдвойне, Как буду я стоять перед тобою С таким же гневом и с такой же болью… Мой милый сын! Увидь меня во сне!.. * *

* Давай поедем в город, Где мы с тобой бывали. Года, как чемоданы, Оставим на вокзале.

Года пускай хранятся, А нам храниться поздно. Нам будет чуть печально, Но бодро и морозно.

Уже дозрела осень До синего налива. Дым, облако и птица Летят неторопливо.

Ждут снега. Листопады Недавно отшуршали. Огромно и просторно В осеннем полушарье.

И все, что было зыбко, Растрепанно и розно, Мороз скрепил слюною, Как ласточкины гнезда.

И вот ноябрь на свете, Огромный, просветленный, И кажется, что город Стоит ненаселенный —

Так много сверху неба, Садов и гнезд вороньих, Что и не замечаешь Людей, как посторонних.

О, как я поздно понял, Зачем я существую! Зачем гоняет сердце По жилам кровь живую.

И что порой напрасно Давал страстям улечься!.. И что нельзя беречься, И что нельзя беречься…