Всеволод Рождественский Розина

Долго в жилах музыка бродила, Поднимая темное вино… Но скажи мне, где все это было, Где все это было, так давно?

Свет погас, и стали вы Розиной… Дом в Севилье. Полная луна. Звон гитары — рокот соловьиный — Градом бьет в полотнище окна.

Жизни, счастья пылкая возможность! Разве сердца удержать полет В силах тщетная предосторожность, Стариковской ревности расчет?

Доктор Бартоло в камзоле красном, Иезуит в сутане, клевета, Хитрая интрига — все напрасно Там, где сцена светом залита!

Опекун раздулся, точно слива, Съехал набок докторский парик, И уже влюбленный Альмавива Вам к руке за нотами приник.

Вздохи скрипок, увертюра мая. Как и полагалось пьесам встарь, Фигаро встает, приподнимая Разноцветный колдовской фонарь.

И гремит финал сквозь сумрак синий. Снова снег. Ночных каналов дрожь. В легком сердце болтовню Россини По пустынным улицам несешь.

Льется, тает холодок счастливый, Звезды и ясны и далеки. И стучат, стучат речитативы В тронутые инеем виски.

Доброй ночи, милая Розина! В мутном круге ширится луна. Дом молчит. И в зареве камина Сам Россини смотрит из окна.

1920-1930