Владимир Раевский Певец в темнице

О, мира черного жилец! Сочти все прошлые минуты; Быть может, близок твой конец И перелом судьбины лютой!

Ты знал ли радость — светлый мир, Души награду непорочной? Что составляло твой кумир — Добро иль гул хвалы непрочной?

Читал ли девы молодой Любовь во взорах сквозь ресницы? В усталом сне ее с тобой Встречал ли яркий луч денницы?

Ты знал ли дружества привет? Всегда с наружностью холодной Давал ли друг тебе совет Стремиться к цели благородной?

Дарил ли щедрою рукой Ты бедных золотом и пищей? Почтил ли век под сединой И посещал ли бед жилища?

Одним исполненный добром И слыша стон простонародный, Сей ропот робкий под ярмом, Алкал ли мести благородной?

Сочти часы, вступя в сей свет, Поверь протекший путь над бездной, Измерь ее — и дай ответ Потомству с твердостью железной.

Мой век, как тусклый метеор, Сверкнул в полуночи незримый, И первый вопль как приговор Мне был судьбы непримиримой.

Я неги не любил душой, Не знал любви, как страсти нежной, Не знал друзей, и разум мой Встревожен мыслию мятежной.

Забавы детства презирал, И я летел к известной цели, Мечты мечтами истреблял, Не зная мира и веселий.

Под тучей черной, грозовой, Под бурным вихрем истребленья, Средь черни грубой, боевой, Средь буйных капищ развращенья

Пожал я жизни первый плод, И там с каким-то черным чувством Привык смотреть на смертный род, Обезображенный искусством.

Как истукан, немой народ Под игом дремлет в тайном страхе: Над ним бичей кровавый род И мысль и взор казнит на плахе,

И вера, щит царей стальной, Узда для черни суеверной, Перед помазанной главой Смиряет разум дерзновенный.

К моей отчизне устремил Я, общим злом пресытясь, взоры, С предчувством мрачным вопросил Сибирь, подземные затворы;

И книгу Клии открывал, Дыша к земле родной любовью; Но хладный пот меня объял — Листы залиты были кровью!

Я бросил свой смиренный взор С печалью на кровавы строки, Там был подписан приговор Судьбою гибельной, жестокой:

«Во прах и Новгород и Псков, Конец их гордости народной. Они дышали шесть веков Во славе жизнию свободной».

Погибли Новгород и Псков! Во прахе пышные жилища! И трупы добрых их сынов Зверей голодных стали пища.

Но там бессмертных имена Златыми буквами сияли; Богоподобная жена — Борецкая, Вадим, вы пали!

С тех пор исчез как тень народ, И глас его не раздавался Пред вестью бранных непогод. На площади он не сбирался

Сменять вельмож, смирять князей, Слагать неправые налоги, Внимать послам, встречать гостей, Стыдить, наказывать пороки,

Войну и мир определять. Он пал на край своей могилы, Но, рано ль, поздно ли, опять Восстанет он с ударом силы!

1822