Яков Полонский Что с ней?

1

Когда из пелен порывалась она, Молилась и жарко мечтала, Растленная жизнь, зла и грязи полна, Ей раны свои обнажала.

И в лучшие дни, как цвела красота, Мечты ее вяли и вяли; Ни ласковых слов не шептали уста, Ни детских молитв не шептали.

Пытливым огнем из-под темных ресниц Мерцая, в ней мысль загоралась. В те дни много-много запретных страниц В бессонные ночи читалось…

Ее жажда правды томила до слез; На Западе бури шумели, И к нам проникал за вопросом вопрос, Как ветер свистя в наши щели…

От этого вольного ветра спасти Нельзя лицемерной морали, Когда люди свято велят нам блюсти Все то, что они попирали…

2

И дух отрицанья ее посетил,— Он понял, какая в ней сила; Он юную душу настолько пленил, Насколько душа та — изныла;

Науку, семью, государство, права, Религию, гений, искусство, Все, все превратил он в пустые слова, Насилуя разум и чувство.

«Иди,— говорил он,— иди вслед за мной, И будет твой путь — путь свободный. И скоро среди мастерских мы с тобой Сойдемся на тризне народной.

На каждой версте — будет общий дворец; За труд — будет плата любовью; И — будет тогда отрицанью конец, Созреет — политое кровью».

И эти туманные речи она При нас горячо повторяла; Ее слабый голос дрожал, как струна, В нем гордая вера звучала.

3

А время все шло, шло — и много надежд, Им грубо задетых, сломалось; Чадясь, погасали восторги невежд — И мысль на ветру колебалась.

Поблекло лицо ее — в темных глазах Мысль робким огнем чуть мелькала, И уж не улыбка на бледных устах — Тень прежней улыбки блуждала.

Ее предреканьям послушный кружок Давно позабыл ее грезы; У каждого путь свой — и свой уголок Нашелся для грез и для прозы.

И тот, кто взял дань с ее сердца, и тот Пошел уж другою дорогой, Ей бросивши на руки много забот И грудь познакомив с тревогой…

И вот, чтоб друзей не осталось следа, Нужда в ее дверь постучалась. И билась она — и искала труда — И где теперь? Что с нею сталось?

4

Ушла ли на Запад она, в край чужой, Где жатва давно уж созрела, И все, что не смято в ней братской враждой, Для новой вражды уцелело?

Ушла ли она в наши степи, туда, Где нет ни конца, ни начала, Где требует время иного труда И веры иного закала?

Или, изможденная страшной борьбой, В чаду, в тесноте еле дышит И, чуткая, слышит бред жизни хмельной, И — боже!— неужели слышит,

Как дух отрицанья глумится над ней, И даже ее отрицает, Ее — кто ему в жертву нес радость дней И ради его погибает!

Ожесточенная — вряд ли поймет, Что в бездне людских заблуждений Лишь только поэт искры сердца найдет, А искры ума — только гений.

1871