Петров Василий

Василий Петров Галактиону Ивановичу Силову

Так, Силов! рассвело, воспрянем ото сна, Нас бодрствовать манит прекрасная весна; Растворим чувствия, способности разбудим И размышленьем мысль быстряе течь принудим. Сильна привычка всех успехом наделять; Стреляньем учатся без промаху стрелять. Талантам надобны возделанья всегдашни, Произращают терн сброшенные пашни. Теряет прытость конь, в поездах не служа, Меч праздный, сколь ни остр, снедает вредна ржа. Ум пищи требует, и знать его стремленье; Самой души душа есть хвально упражненье. Всё можно одолеть упорностью труда, Берут высокие присту? пом города. Коль станем спать, или сидеть поджав мы руки, Не канут с небеси нам сами в мозг науки; Пот нужен, пот сего к снисканию добра, Оно нетленнее и злата и сребра. Есть всем вещам цена, богатый в чин доступит, Но просвещения он пенязьми не купит. Царь вотчины дарит и гордый блеск честей, Но царь не даст ума и живости страстей. Свет мыслей бдением приобретают люди, От нашей собственной здесь всё зависит груди. Пускай науки сей протек, как исполин, Проник во глубину безвестных нам причин, Раченьем знаменит он сделался и славен; Но вспять озрися: он нам некогда был равен. Взгляни, как учатся орлиные птенцы Летать, куда ведут предтечи их отцы: Сперва со дерева на древо прелетают И круги в воздухе недлинны содевают; По сем, со возрастом, оставя низкость гнезд, Дерзают выше туч и горних ищут звезд; По возмужании, паря под небесами, Взирают бодрыми на солнце очесами. Не вдруг великие свершаются дела, Для предприятий грудь колико ни смела: К высокому наук прекрасен путь чертогу, Но труден; восходить пристоит понемногу. Устанешь коль бежать, сколь ни был бы охоч, Почий, и отдых вновь твою восставит мочь. В отворенны наук нас время вводит двери; Науки времени, а не мгновенья дщери. Не прочны ранние на дереве плоды, Так прежде своея созревший ум чреды. От торопливости успеха нет безмерной; Здесь лучше много крат шаг медленный, но верный. Рассудка быть должна к премудрости любовь, Что чтеши, превращать, как пищу в сок и кровь. От углубленья дум мы в знаньи возмогаем, Болтливы без ума суть равны с попугаем. Кто речи лишь плодит, не мыслити привык, Тот пекся изострить не разум, но язык. Сама с собою мысль беседовати любит И, напряжась, успех в молчании сугубит. В уединении быть мило соловью, И упражнять гортань во мраке древ свою. Внимание наук препоны побеждает, И лишь восторженный ум важное рождает. Так, Силов, ободрясь, восчувствуем наш жар И изнесем души во благо время дар. Нам тот же дышит ветр, и то же солнце светит, Коснемся точки той, к которой дух наш метит. Природа, небеси вседаровита дщерь, Без зависти делит, как прежде, и теперь; Убогие и те, что носят титлы славны, При всей их разности друг с другом часто равны. Нередко тот, на ком сияет предков герб, Как месяц полн извне, терпя внутри ущерб. В том смысел счастия обиды заменяет; Так хитрая судьба всех навсе нас равняет. Естественного в ком огня не достает, Сколь много помощи наука ни дает, Не силен вознестись до горней дух степе? ни; Тельцы не бегают так быстро, как елени; Однако тот всегда во сверстниках велик, Кто много приобрел рачением отлик; И нет такой души во свете бесталанной, Труд коея б успех не увенчал желанный. Кого бессмыслию несчастный рок обрек, По крайней мере тот вне общества упрек. Что делать? он ему служити не способен; Как без руля корабль, он плавать не удобен. Но те, которые ни сеют, ни орут, А со жнецами сплошь плоды земные жрут, Те, гнусна саранча, как некакий гнев неба, Не стоят, кажется, ядома ими хлеба. О, сколько изойдет по всякий год кулей На бесполезных сих отечества нулей! Велика истинно, велика то утрата; А вся ему от них вес тучных тел отплата. Их мысль, рука, нога, во благо не скора, Для чувствованья грудь — дубовая кора; Равны движения лишившейся скотине, Увязшей по уши в неисходимой тине. Ах, смертный сам собой как в пагубу грядет, И ниже своего достоинства падет; Во гнусного себя преобратив урода, Бесстыдно вопиет: скупа к нему природа! Природа обща мать; нет пасынков у ней, Бесчисленных меж нас не та причина пней. Коль многих грубости объемлет тьма проклята: Отцы — больши ослы, а дети их — ослята. Коль многих тяготит дебелых мыслей груз, Что дядька их ханжа, иль подлый был француз! В иных с младенчества яд странных дум посеян, Нрав кроткий во других беседой злой развеян; Как воздух спершийся взять сил огню не даст, Лишь воскурится, вдруг и тухнет слабый хвраст: Так нежные души младенственной таланы Сквозь налегающи не сильны встать туманы. Лишь искра щедрыя природы в ней блеснет, Сгустится снова мгла, вдруг искра и заснет, Доколе тлясь умрет, и место возьмет холод. То важно строить дух, пока еще он молод, Усилясь иногда без дядек он парит, Но редко таковы таланты рок дарит: Образованью всё и навыку покорно, Но тем всеместие природы не оспорно. Летая от конца вселенной до конца, Она всещедрой льет рукою жар в сердца. От юга Александр, огнем души не скрытен, Течет победами Востока ненасытен; Борея шумного из ледовитых недр, Чистейших полон плам, возник великий Петр, Наполня кой чудес неслыханных вселенну, Оставил оную надолго изумленну; Тогда, что своили себе лишь смысла честь, Признались, спесь сложа: и в Норде люди есть. Есть, есть, приди и видь: там те ж поднесь герои, Гремящи теми же побед хвалами строи. В душах детей живет там истый жар отцов, В Екатерининой там плоти дух Петров. Что Северу дары природы неотъемны, То суша вопиет и волны Средиземны; Оттоле звук доброт готовься, свет, внимать, Где в прадеда растет и в дивну Павел мать. Кто смеет пригвождать дар щедра неба к месту, Душевный огнь лепить к клима? ту, будто к тесту? Доводы, философ, на воздухе лови, Созвездия и дол в подкрепу дум зови, Узь наших поры тел, и ожещай нам жилы, Строеньем мозга мерь воображенья силы, Для вожделения, сколь хочешь, кровь хлади, Лишь льду в нее для дел похвальных не клади; Полночны жители тебя смиренно просят, Что шубы на плечах, а в теле души носят: От жару стран других дай нашим часть сердцам, И не подобься тем во древности жрецам, Которые на нутр в гаданиях взирали, А в проречениях без милосердья врали. И ты, что, высоко свою взнимая бровь, Кричишь: «Молчите все, во мне дворянска кровь!» — Не полагайся ты без меры на породу, Ведь мы не лошади, не разного приплоду; Аравский, правда, конь жарчае, де, других, Но ты не конь; отмен не кажешь нам таких. Иль мнишь, за душу пар вложен в простолюдина, Во место крови дегть, и вместо сердца льдина? Увы, по сих ты пор невежества во тьме, Дач много у тебя, а пустоши в уме. Скажи, почто твоим людьми не слыть крестьянам? Архангелу ты свой, те ровня обезьянам? Чего для, сосунок природы дорогой, Ты чувствуешь в ней мать, всяк мачеху другой? Как жид, которому свет верит без поруки, Всё хочет откупить, в свои всё грабит руки, И вводит тем купцов безденежных в скуду?, — Сему подобны те завистливцы жиду, Что, мнясь одни небес законными детями, Кромсают для себя всем общий дар ломтями, Не ущербляя нам, несчастным, ни крохи. Но чем виновны мы, какие в нас грехи? Не то ль, что бабки нас простые повивали, И алогубых нимф отцы не призывали? Своими матери кормили нас грудьми; Неужто для сего не можно быть людьми? Что вотчин нет у нас, какое то бесчестье? Добро? та лучшее во всех землях поместье. Что в том, что у тебя орда велика слуг? Но много ль показал ты отчеству заслуг? Веди, как древний грек, ты племя от Зевеса; Без добродетели всё будешь слыть повеса; И родословьем нам сколь слухи ни труди, Архива не спасет, коль искры нет в груди; И пращур твой Приам с прабабушкой Гекубой Лишь повод над тобой насмешки нам сугубой. Так, царик маленький, ты спесь большу сложи, И огнь твоей души, не предков, нам кажи. Глас истины, и глас то божий и народа, Всех старе в свете титл и почестей природа. Таланты в обществах наделали вельмож, — Так ими поддержи ты рода блеск и множь. Коль в черни малы суть познания степени И добродетелей одне лишь видны тени, В рожденных счастливо мысль здрава цвесть должна: Ошибка всякая в сановнике важна. О боже сохрани! чтоб души были узки Во некоих из тех, что знают по-французски И числят всех изусть учения светил: Толь дух премудрости их свыше посетил. Не срам ли, коль тебя порода к сану близит, А поведение до челядинцев низит; Иль ежели, чему стыжуся верить я, Душ много за тобой, а хуже всех твоя; Не укоризна ли безграмотные предки, Где опыты доброт сияли толь нередки? Языкам изучась, пив мудрости от струй, Блюдись, чтоб не был ты на всех языках буй И, презираючи всеобщу мать природу, Не стался извергу подобен иль уроду, Кой мощен лишь людских ко умноженью зол: Бодет, как бешеный, кого ни встретит, вол. Те огненны сердца, те царствия подпоры, Что жертвовать собой в его защиту скоры, Верховно на земли блаженство ставят в нем И в тысячах родят огонь своим огнем, Подвижники доброт, другим лишь в пользу сильны, Те духи, к отчеству любовью многокрильны, Взлетающи похвал на крилу выше мер, — Те будут пусть тебе, сын счастия, пример. Подобная в тебе ко общу благу ревность Докажет твоего скоряе рода древность, — Не пудра, гордый шаг и тщетный платья блеск; Достоинством хвалы, не златом купят плеск

1772

В избранном Добавить в избранное Подождите...

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Комментарии читателей

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.