Борис Пастернак Десятилетье Пресни

(Отрывок)

Усыпляя, влачась и сплющивая Плащи тополей и стоков, Тревога подула с грядущего, Как с юга дует сирокко.

Швыряя шафранные факелы С дворцовых пьедесталов, Она горящею паклею Седое ненастье хлестала.

Тому грядущему, быть ему Или не быть ему? Но медных макбетовых ведьм в дыму — Видимо-невидимо.

..............

Глушь доводила до бесчувствия Дворы, дворы, дворы… И с них, С их глухоты — с их захолустья, Завязывалась ночь портних (Иных и настоящих), прачек, И спертых воплей караул, Когда — с Канатчиковой дачи Декабрь веревки вил, канатчик, Из тел, и руки в дуги гнул, Середь двора; когда посул Свобод прошел, и в стане стачек Стоял годами говор дул.

Снег тек с расстегнутых енотов, С подмокших, слипшихся лисиц На лед оконных переплетов И часто наплечи жилиц.

Тупик, спускаясь, вел к реке, И часто на одном коньке К реке спускался вне себя От счастья, что и он, дробя Кавалерийским следом лед, Как парные коньки, несет К реке,- счастливый карапуз, Счастливый тем, что лоск рейтуз Приводит в ужас все вокруг, Что все — таинственность, испуг, И сокровенье,- и что там, На старом месте старый шрам Ноябрьских туч; что, приложив К устам свой палец, полужив, Стоит знакомый небосклон, И тем, что за ночь вырос он. В те дни, как от побоев слабый, Пал наземлю тупик. Исчез, Сумел исчезнуть от масштаба Разбастовавшихся небес.

Стояли тучи под ружьем И, как в казармах батальоны, Команды ждали. Нипочем Стесненной стуже были стоны.

Любила снег ласкать пальба, И улицы обыкновенно Невинны были, как мольба, Как святость — неприкосновенны. Кавалерийские следы Дробили льды. И эти льды Перестилались снежным слоем И вечной памятью героям Стоял декабрь. Ряды окон, Не освещенных в поздний час, Имели вид сплошных попон С прорезами для конских глаз.

1915