Ирина Одоевцева Баллада о Гумилеве

На пустынной Преображенской Снег кружился и ветер выл… К Гумилеву я постучала, Гумилев мне дверь отворил.

В кабинете топилась печка, За окном становилось темней. Он сказал: «Напишите балладу Обо мне и жизни моей!

Это, право, прекрасная тема»,- Но я ему ответила: «Нет. Как о Вас напишешь балладу? Ведь вы не герой, а поэт».

Разноглазое отсветом печки Осветилось лицо его. Это было в вечер туманный, В Петербурге на Рождество…

Я о нем вспоминаю все чаще, Все печальнее с каждым днем. И теперь я пишу балладу Для него и о нем.

Плыл Гумилев по Босфору В Африку, страну чудес, Думал о древних героях Под широким шатром небес.

Обрываясь, падали звезды Тонкой нитью огня. И каждой звезде говорил он: — «Сделай героем меня!»

Словно в аду полгода В Африке жил Гумилев, Сражался он с дикарями, Охотился на львов.

Встречался не раз он со смертью, В пустыне под «небом чужим». Когда он домой возвратился, Друзья потешались над ним:

— «Ах, Африка! Как экзотично! Костры, негритянки, там-там, Изысканные жирафы, И друг ваш гиппопотам».

Во фраке, немного смущенный, Вошел он в сияющий зал И даме в парижском платье Руку поцеловал.

«Я вам посвящу поэму, Я вам расскажу про Нил, Я вам подарю леопарда, Которого сам убил».

Колыхался розовый веер, Гумилев не нравился ей. — «Я стихов не люблю. На что мне Шкуры диких зверей»,…

Когда войну объявили, Гумилев ушел воевать. Ушел и оставил в Царском Сына, жену и мать.

Средь храбрых он был храбрейший, И, может быть, оттого Вражеские снаряды И пули щадили его.

Но приятели косо смотрели На георгиевские кресты: — «Гумилеву их дать? Умора!» И усмешка кривила рты.

Солдатские — по эскадрону Кресты такие не в счет. Известно, он дружбу с начальством По пьяному делу ведет.

Раз, незадолго до смерти, Сказал он уверенно: «Да. В любви, на войне и в картах Я буду счастлив всегда!..

Ни на море, ни на суше Для меня опасности нет...» И был он очень несчастен, Как несчастен каждый поэт.

Потом поставили к стенке И расстреляли его. И нет на его могиле Ни креста, ни холма — ничего.

Но любимые им серафимы За его прилетели душой. И звезды в небе пели: — «Слава тебе, герой!»

* См. Гумилев.