Александр Одоевский Зачем ночная тишина...

Зачем ночная тишина Не принесет живительного сна Тебе, страдалица младая? Уже давно заснули небеса; Как усыпительна их сонная краса И дремлющих полей недвижимость ночная! Спустился мирный сон; но сон не освежит Тебя, страдалица младая! Опять недуг порывом набежит, И жизнь твоя, как лист пред бурей, задрожит. Он жилы нежные, как струны, напрягая, Идет, бежит, по ним ударит,- и в ответ Ты вся звучишь и страхом, и страданьем; Он жжет тебя, мертвит своим дыханьем, И по листу срывает жизни цвет; И каждый миг, усиливая муку, Он в грудь твою впился, он царствует в тебе! Ты вся изнемогла в мучительной борьбе; На выю с трепетом ты наложила руку; Ты вскрикнула; огнь брызнул из очей, И на одре безрадостных ночей Привстала, бледная; в очах горят мученья; Страдальческим огнем блестит безумный взор, Блуждает жалобный и молит облегченья… Еще проходит миг; вновь тянутся мгновенья… И рвется из груди чуть слышимый укор: «Нет жалости у вас! постойте! вы так больно, Так часто мучите меня… Нет силы более! нет ночи, нету дня, Минуты нет покойной. Нет! довольно Страдала я в сей жизни! силы нет… Но боль растет: все струны натянулись… Зачем опять вы их коснулись И воплей просите в ответ? Еще — и все они порвутся! Ваши руки Безжалостно натягивают их. Вам разве сладостны болезненные звуки, Стенящий ропот струн моих? Но кто вы? Кто из вас, и злобный, и могучий Всю лиру бедную расстроил? Жизнь мою Возьмите от меня: я с радостью пролью Последний гул земных раззвучий, И после долгих жизни мук Вздохну и сладко и покойно; На небе додрожит последний скорбный звук; И всё, что было здесь так дико и нестройно, Что на земле, сливаясь в смутный сон, Земною жизнию зовется,- Сольется в сладкий звук, в небесно-ясный звон, В созвучие любви божественной сольется».

1829, Чита