Иван Никитин Порча

«Сходи-ка, старуха, невестку проведать, Не стала б она на дворе голосить». — «А что там я стану с невесткою делать? Ведь я не могу ей руки подложить. Вот, нажили, Бог дал, утеху под старость! Твердила тебе: «Захотел ты, мол, взять, Старик, белоручку за сына на радость — Придётся тебе на себя попенять». Вот так и сбылось! Что ни день — с ней забота: Тут это не так, там вон то не по ней, То, вишь, не под силу ей в поле работа, То скажет: в избе зачем держим свиней. Печь топит — головка от дыму кружится, Всё б ей вот опрятной да чистою быть, А хлев велишь чистить — ну, тут и ленится, Чуть станешь бранить — и пошла голосить: «Их-ох! Их-ох!» — «Старуха, побойся ты Бога! Зачем ты об этом кричишь день и ночь? Ну, знахаря кликни; беды-то немного, — У бабы ведь порча, ей надо помочь. А лгать тебе стыдно! она не ленится, Без дела и часу не станет сидеть; Бранить её станешь — ответить боится; Коли ей уж тошно — уйдёт себе в клеть, И плачет украдкой, и мужу не скажет: «Зачем, дескать, ссору в семье начинать?» Гляди же, Господь тебя, право, накажет; Невестку напрасно не след обижать». — «Ох, батюшки, кто говорит-то, — досада! Лежи на печи, коли Бог наказал; Ослеп и оглох, — ну чего ж тебе надо? Туда же, жену переучивать стал! И так у меня от хозяйства по дому, Хрыч старый, вот эдак идет голова, Да ты ещё вздумал ворчать по-пустому, — Тьфу! вот тебе что на твои все слова! Вишь, важное дело, что взял он за сына Разумную девку, мещанскую дочь, — Ни платья за нею, казны ни алтына, Теперь и толкует: «Ей надо помочь!» Пришла в чужой дом, — и болезни узнала, Нет, я ещё в руки её не взяла…» Тут шорох старуха в сенях услыхала И смолкла. Невестка в избушку вошла. Лицо у больной было грустно и бледно: Как видно, на нём положили следы Тяжёлые думы, и труд ежедневный, И тайные слёзы, и горечь нужды. «Ну, что же, голубушка, спать-то раненько, Возьми-ка мне на ночь постель приготовь Да сядь поработай за прялкой маленько» — Невестке сквозь зубы сказала свекровь. Невестка за свежей соломой сходила, На нарах, в сторонке, её постлала, К стене в изголовье зипун положила, Присела на лавку и прясть начала. В избе было тихо. Лучина пылала, Старик беззаботно и сладко дремал, Старуха чугун на полу вытирала, И только под печью сверчок распевал Да кот вкруг старухи ходил, увивался И, щурясь, мурлыкал; но баба ногой Толкнула его, проворчав: «Разгулялся! Гляди, перед порчею, видно, какой». Вдруг дверь отворилась: стуча сапогами, Вошёл сын старухи, снял шляпу, кафтан, Ударил их об пол, тряхнул волосами И крикнул: «Ну, матушка, вот я и пьян!» — «Что это ты сделал? когда это было? Ты от роду не пил и капли вина!» — «Я не пил, когда моё сердце не ныло, Когда, как былинка, не сохла жена!» — «Спасибо, сыночек!.. спасибо, беспутный!.. Уж я и ума не могу приложить! Куда же мне деться теперь, бесприютной? Невестке что скажешь — начнет голосить, Не то — сложит руки, и горя ей мало; Старик только ест да лежит на печи. А вот и от сына почёту не стало, — Живи — сокрушайся, терпи да молчи! Ах, Царь мой Небесный! Да это под старость Хоть руки пришлось на себя наложить! Взрастила, взлелеяла сына на радость, Он мать-то уж скоро не станет кормить!» — «Неправда! я по? смерть кормить тебя буду! Я лучше зипун свой последний продам, Пойду в кабалу, а тебя не забуду И крошку с тобой разделю пополам! Ты мною болела, под сердцем носила Меня, и твоим молоком я вспоён. Сызмала меня ты к добру приучила, — И вот тебе честь и земной мой поклон… Да чем же невестка тебе помешала? За что на жену-то мою нападать?» — «Гляди ты, беспутный, пока я не встала, — Я скоро заставлю тебя замолчать!..» — «На, бей меня, матушка! бей, чтоб от боли Я плакал и выплакал горе моё! Эхма! не далось мне таланта и доли! Когда ж пропадёшь ты, худое житьё?» — «Вот дело-то! жизнь тебе стала постыла! Ты вздумал вино-то от этого пить? Так вот же тебе!..» И старуха вскочила И кинулась палкою сына учить. Невестка к ней броситься с лавки хотела, Но только что вскрикнула: «Сжалься хоть раз!» — И вдруг пошатнулась назад, побледнела, И на пол упала. «Помилуй ты нас, Царица Небесная, Мать Пресвятая! Ах, батюшки! — где тут вода-то была? Что это с тобою, моя золотая?» — Над бабой свекровь голосить начала. «Ну, матушка, Бог тебе будет судьёю!..» — Сын тихо промолвил и сам зарыдал. «Чай, плачут?. Аль ветер шумит за стеною? — Проснувшись, старик на печи рассуждал. — Не слышу… Знать, сын о жене всё горюет; У ней эта порча, тут можно понять, Старуха не смыслит, своё мне толкует, А нет, чтобы знахаря к бабе позвать».

Октябрь 1854