Николай Некрасов Прекрасная партия

1

У хладных невских берегов, В туманном Петрограде, Жил некто господин Долгов С женой и дочкой Надей.

Простой и добрый семьянин, Чиновник непродажный, Он нажил только дом один — Но дом пятиэтажный.

Учась на медные гроши, Не ведал по-французски, Был добр по слабости души, Но как-то не по-русски:

Есть русских множество семей, Они как будто добры, Но им у крепостных людей Считать не стыдно ребры.

Не отличался наш Долгов Такой рукою бойкой И только колотить тузов Любил козырной двойкой.

Зато господь его взыскал Своею благодатью: Он город за женою взял И породнился с знатью.

Итак, жена его была Наклонна к этикету И дом как следует вела,- Под стать большому свету:

Сама не сходит на базар И в кухню ни ногою; У дома их стоял швейцар С огромной булавою;

Лакеи чинною толпой Теснилися в прихожей, И между ними ни одной Кривой и пьяной рожи.

Всегда сервирован обед И чай весьма прилично, В парадных комнатах паркет Так вылощен отлично.

Они давали вечера И даже в год два бала: Играли старцы до утра, А молодежь плясала;

Гремела музыка всю ночь, По требованью глядя. Царицей тут была их дочь — Красивенькая Надя.

2

Ни преждевременным умом, Ни красотой нимало В невинном возрасте своем Она не поражала.

Была ленивой в десять лет И милою резвушкой: Цветущ и ясен, божий свет Казался ей игрушкой.

В семнадцать — сверстниц и сестриц Всех красотой затмила, Но наших чопорных девиц Собой не повторила:

В глазах природный ум играл, Румянец в коже смуглой, Она любила шумный бал И не была там куклой.

В веселом обществе гостей Жеманно не молчала И строгой маменьки своей Глазами не искала.

Любила музыку она Не потому, что в моде; Не исключительно луна Ей нравилась в природе.

Читать любила иногда И с книгой не скучала, Напротив, и гостей тогда И танцы забывала;

Но также синего чулка В ней не было приметы: Не трактовала свысока Ученые предметы,

Разбору строгому еще Не предавала чувство И не трещала горячо О святости искусства.

Ну, словом, глядя на нее, Поэт сказал бы с жаром: «Цвети, цвети, дитя мое! Ты создана недаром!..»

Уж ей врала про женихов Услужливая няня. Немало ей писал стихов Кузен какой-то Ваня.

Мамаша повторяла ей: «Уж ты давно невеста». Но в сердце береглось у ней Незанятое место.

Девичий сон еще был тих И крепок благотворно. А между тем давно жених К ней сватался упорно…

3

То был гвардейский офицер, Воитель черноокий. Блистал он светскостью манер И лоб имел высокий;

Был очень тонкого ума, Воспитан превосходно, Читал Фудраса и Дюма И мыслил благородно;

Хоть книги редко покупал, Но чтил литературу И даже анекдоты знал Про русскую цензуру.

В Шекспире признавал талант За личность Дездемоны И строго осуждал Жорж Санд, Что носит панталоны.

Был от Рубини без ума, Пел басом «Caro mio» И к другу при конце письма Приписывал: «addio».

Его любимый идеал Был Александр Марлинский, Но он всему предпочитал Театр Александринский.

Здесь пищи он искал уму, Отхлопывал ладони, И были по сердцу ему И Кукольник и Кони.

Когда главою помавал, Как некий древний магик, И диким зверем завывал Широкоплечий трагик

И вдруг влетала, как зефир, Воздушная Сюзета — Тогда он забывал весь мир, Вникая в смысл куплета.

Следил за нею чуть дыша, Не отрывая взора, Казалось, вылетит душа С его возгласом: фора!

В нем бурно поднимала кровь Все силы молодые. Счастливый юноша! любовь Он познавал впервые!

Отрада юношеских лет, Подруга идеалам, О сцена, сцена! не поэт, Кто не был театралом,

Кто не сдавался в милый плен, Не рвался за кулисы И не платил громадных цен За кресла в бенефисы,

Кто по часам не поджидал Зеленую карету И водевилей не писал На бенефис «предмету»!

Блажен, кто успокоил кровь Обычной чередою: Успехом увенчал любовь И завелся семьею;

Но тот, кому не удались Исканья,- не в накладе: Прелестны грации кулис — Покуда на эстраде,

Там вся поэзия души, Там места нет для прозы. А дома сплетни, барыши, Упреки, зависть, слезы.

Так отдает внаймы другим Свой дом владелец жадный, А сам, нечист и нелюдим, Живет в конуре смрадной.

Но ты, к кому души моей Летят воспоминанья,- Я бескорыстней и светлей Не видывал созданья!

Блестящ и краток был твой путь… Но я на эту тему Вам напишу когда-нибудь Особую поэму…

В младые годы наш герой К театру был прикован, Но ныне он отцвел душой — Устал, разочарован!

Когда при тысяче огней В великолепной зале, Кумир девиц, гроза мужей, Он танцевал на бале,

Когда являлся в маскарад Во всей парадной форме, Когда садился в первый ряд И дико хлопал «Норме»,

Когда по Невскому скакал С усмешкой губ румяных И кучер бешено кричал На пару шведок рьяных —

Никто б, конечно, не узнал В нем нового Манфреда… Но, ах! он жизнию скучал — Пока лишь до обеда.

Являл он Байрона черты В характере усталом: Не верил в книги и мечты, Не увлекался балом.

Он знал: фортуны колесо Пленяет только младость; Он в ресторации Дюсо Давно утратил радость!

Не верил истине в друзьях, Им верят лишь невежды,- С кием и с картами в руках Познал тщету надежды!

Он буйно молодость убил, Взяв образец в Ловласе, И рано сердце остудил У Кессених в танцклассе!

Расстроил тысячу крестьян, Чтоб как-нибудь забыться… Пуста душа и пуст карман — Пора, пора жениться!

4

Недолго в деве молодой Таилося раздумье… «Прекрасной партией такой Пренебрегать — безумье»,-

Сказала плачущая мать, Дочь по головке гладя, И не могла ей отказать Растроганная Надя.

Их сговорили чередой И обвенчали вскоре. Как думаешь, читатель мой, На радость или горе?.

1852