Николай Некрасов Горе старого Наума

1

Науму паточный завод И дворик постоялый Дают порядочный доход. Наум — неглупый малый:

Задаром сняв клочок земли, Крестьянину с охотой В нужде ссужает он рубли, А тот плати работой —

Так обращен нагой пустырь В картофельное поле… Вблизи — Бабайский монастырь, Село Большие Соли,

Недалеко и Кострома. Наум живет — не тужит, И Волга-матушка сама Его карману служит.

Питейный дом его стоит На самом «перекате»; Как лето Волгу обмелит К пустынной этой хате

Тропа знакома бурлакам: Выходит много «чарки»… Здесь ходу нет большим судам; Здесь «паузятся» барки.

Купцы бегут: «Помогу дай!» Наум купцов встречает, Мигнет народу: не плошай! И сам не оплошает…

Кипит работа до утра: Всё весело, довольно. Итак, нет худа без добра! Подумаешь невольно,

Что ты, жалея бедняка, Мелеешь год от года, Благословенная река, Кормилица народа!

2

Люблю я краткой той поры Случайные тревоги, И труд, и песни, и костры. С береговой дороги

Я вижу сотни рук и лиц, Мелькающих красиво, А паруса, что крылья птиц, Колеблются лениво,

А месяц медленно плывет, А Волга чуть лепечет. Чу! резко свистнул пароход; Бежит и искры мечет,

Ущелья темных берегов Стогласым эхом полны… Не всё же песням бурлаков Внимают эти волны.

Я слушал жадно иногда И тот напев унылый, Но гул довольного труда Мне слышать слаще было.

Увы! я дожил до седин, Но изменился мало. Иных времен, иных картин Провижу я начало

В случайной жизни берегов Моей реки любимой: Освобожденный от оков, Народ неутомимый

Созреет, густо заселит Прибрежные пустыни; Наука воды углубит: По гладкой их равнине

Суда-гиганты побегут Несчетною толпою, И будет вечен бодрый труд Над вечною рекою…

3

Мечты!.. Я верую в народ, Хоть знаю: эта вера К добру покамест не ведет. Я мог бы для примера

Напомнить лица, имена. Но это будет смело, А смелость в наши времена — Рискованное дело!

Пока над нами не висит Ни тучки, солнце блещет,- Толпа трусливого клеймит, Отважным рукоплещет,

Но поднял бурю смелый шаг,- Она же рада шикать, Друзья попрячутся, а враг Спешит беду накликать…

О Русь!.. …

4

Науму с лишком пятьдесят, А ни детей, ни женки. Наум был сердцем суховат, Любил одни деньжонки.

Он говорил: «Жениться — взять Обузу! А „сударки“ Еще тошней: и время трать, И деньги на подарки».

Опровергать его речей Тогда не приходилось, Хоть, может быть, в груди моей Иное сердце билось,

Хотя у нас, как лед и зной, Причины были розны: «Над одинокой головой Не так и тучи грозны;

Пускай лентяи и рабы Идут путем обычным, Я должен быть своей судьбы Царем единоличным!»

Я думал гордо. Кто не рад Оставить миру племя? Но я родился невпопад — Лихое было время!

Забыло солнышко светить, Погас и месяц ясный, И трудно было отличить От ночи день ненастный.

Гром непрестанно грохотал, И вихорь был ужасен, И человек под ним стоял Испуган и безгласен.

Был краткий миг: заря зажгла Роскошно край лазури, И буря новая пришла На смену старой бури.

И новым силам новый бой Готовился… Усталый, Поник я буйной головой. Погибли идеалы,

Ушло и время… Места нет Желанному союзу. Умру — и мой исчезнет след! Надежда вся на музу!

5

Судьба Наума берегла, По милости господней Что год — обширнее дела, А сам сытей, дородней.

Он говорил: «Чего ж еще? Хоть плавать я умею, Купаюсь в Волге по плечо, Не лезу я по шею!»

Стреляя серых куликов На отмели песчаной, Заслышу говор бубенцов, И свист, и топот рьяный,

На кручу выбегу скорей: Знакомая тележка, Нарядны гривы у коней, У седока — усмешка…

Лихая пара! На шлеях И бляхи и чешуйки. В личных высоких сапогах, В солидной, синей чуйке,

В московском новом картузе, Сам правя пристяжною, Наум катит во всей красе. Увидит — рад душою!

Кричит: «Довольно вам палить, Пора чайку покушать!...» Наум любил поговорить, А я любил послушать.

Закуску, водку, самовар Вносили по порядку И Волги драгоценный дар — Янтарную стерлядку.

Наум усердно предлагал Рябиновку, вишневку. А расходившись, обивал «Смоленую головку».

«Ну, как делишки?» — «В барыше»,- С улыбкой отвечает. Разговорившись по душе, Подробно исчисляет,

Что дало в год ему вино И сколько от завода. «Накопчено, насолено — Чай, хватит на три года!

Всё лето занято трудом, Хлопот по самый ворот. Придет зима — лежу сурком, Не то поеду в город.

Начальство — други-кумовья, Стряслась беда — поправят, Работы много — свистну я: Соседи не оставят;

Округа вся в горсти моей, Казна — надежней цепи; Уж нет помещичьих крепей, Мои остались крепи.

Судью за денежки куплю, Умилостивлю бога...» (Русак природный — во хмелю Он был хвастлив немного)…

6

Полвека прожил так Наум И не тужил нимало, Работал в нем житейский ум, А сердце мирно спало.

Встречаясь с ним, я вспоминал Невольно дуб красивый В моем саду: там сети ткал Паук трудолюбивый.

С утра спускался он не раз По тонкой паутинке, Как по канату водолаз, К какой-нибудь личинке,

То комара подстерегал И жадно влек в объятья. А пообедав, продолжал Обычные занятья.

И вывел, точно напоказ, Паук мой паутину. Какая ткань! Какой запас На черную годину!

Там мошек целые стада Нашли себе могилы, Попали бабочки туда — Летуньи пестрокрылы;

Его сосед, другой паук, Качался там, замучен. А мой — отъелся вон из рук! Доволен, гладок, тучен.

То мирно дремлет в уголку, То мухою закусит… Живется славно пауку: Не тужит и не трусит!

С Наумом я давно знаком: Еще как был моложе, Наума с этим пауком Я сравнивал… И что же?

Уж округлился капитал, В купцы бы надо вскоре, А человек затосковал! Пришло к Науму горе…

7

Сидел он поздно у ворот, В расчеты погруженный; Последний свистнул пароход На Волге полусонной,

И потянулись на покой И человек, и птица. Зашли к Науму той порой Молодчик да девица:

У Тани русая коса И голубые очи. У Вани вьются волоса. «Укрой от темной ночи!»

— «А самоварчик надо греть?» — «Пожалуй»… Ни минутки Не могут гости посидеть: У них и смех, и шутки,

Задеть друг дружку норовят Ногой, рукой, плечами, И так глядят… и так шалят, Чуть отвернись, губами!

То вспыхнет личико у ней, То белое, как сливки… Поели гости калачей, Отведали наливки:

«Теперь уснем мы до утра, У вас покой, приволье!» -«А кто вы?» — «Братец и сестра, Идем на богомолье».

Он думал: «Врет! поди сманил Купеческую дочку! Да что мне? лишь бы заплатил! Пускай ночуют ночку».

Он им подушек пару дал: «Уснете на диване». И доброй ночи пожелал И молодцу и Тане.

В своей каморке на часах Поддернул кверху гири И утонул в пуховиках… Проснулся: бьет четыре,

Еще темно; во рту горит. Кваску ему желалось, Да квас-то в горнице стоит, Где парочка осталась.

«Жаль не пришло вчера на ум! Да я пройду тихонько, Добуду! (думает Наум) Чай, спят они крепонько,

Не скоро их бы разбудил Теперь и конский топот...» Но только дверь приотворил, Услышал тихий шепот:

«Покурим, Ваня!»- говорит Молодчику девица. И спичка чиркнула — горит… Увидел он их лица:

Красиво Ванино лицо, Красивее у Тани! Рука, согнутая в кольцо, Лежит на шее Вани,

Нагая, полная рука! У Тани грудь открыта, Как жар горит одна щека, Косой другая скрыта.

Еще он видел на лету, Как встретились их очи, И вновь на юную чету Спустился полог ночи.

Назад тихонько он ушел, И с той поры Наума Не узнают: он вечно зол, Сидит один угрюмо,

Или пойдет бродить окрест И к ночи лишь вернется, Соленых рыжиков не ест, И чай ему не пьется.

Забыл наливки настоять Душистой поленикой. Хозяйство стало упадать — Грозит урон великой!

На счетах спутался не раз, Хоть счетчик был отменный… Две пары глаз, блаженных глаз, Горят пред ним бессменно!

«Я сладко пил, я сладко ел,- Он думает уныло,- А кто мне в очи так смотрел?..» И всё ему постыло…

7-10 августа 1874