Лев Мей Леший

_Николаю Ивановичу Личину

Двойным зеленым строем, Вдоль узкого проселка, Под снежной шапкой дремлет И сосенка и елка;

Осина коченеет И дрогнет от мороза, И вся в слезах алмазных Плакучая береза;

Их предки — в три обхвата, Поодаль от опушки, Взнесли над молодежью Маститые макушки;

Вдали дубняк; да Леший — Всех выше головою: Рога торчат сквозь космы; Копыта под землею…

То всех деревьев выше, То ниже мелкой травки, Что топчут чуткой ножкой Букашки и козявки;

Владыка полновластный Зеленого народа, Он всей лесной державе Судья и воевода.

Зимою он сугробы В овраги заметает, И тропки он лисицам И зайцам прочищает;

И снегом он обносит Берлогу медвежонка, И вьет мохнатой лапой Гнездо для вороненка;

И волку-сыромахе Он кажет путь-дорогу, И, на смех доезжачим И звучному их рогу,

И стае гончих, зверя В трущобе укрывает… А к осени деревья Он холит-сберегает:

Под корень их валежник И палый лист, вязанкой, Кряхтя, валит с плеча он Над белою белянкой,

Над рыжиком и груздем, Над тонкою опенкой: Укроет; проберется К грибовницам сторонкой

И филином прогукнет, И в чаще, за кустами, Засветит, что волчиха, Зелеными глазами.

В орешнике змеею Шипит он для потехи, Чтоб девушки у белок Не сняли все орехи.

А летом провожает Убогую калику; За девицей, охочей Ходить по землянику,

По ягоду малину С смородиною черной, Следит он втихомолку Промеж листвы дозорной;

И если бойкий парень Где песенку затянет — Проказник Леший кличем Красавицу обманет,

А парня обойдет он… И если где калику, Позарясь на понёву, Котомочку и кику

С зашитым подаяньем, Бродяга ждет — дед стукнет На целый лес дубинкой, Конем заржет, аукнет,

Грозой и буйным вихрем Вдоль по лесу застонет,— И в самую трущобу Недоброго загонит;

Там будет сыт бродяга До третьего до Спаса: У яблонь и у пчелок Накоплено запаса…

А в лес зайдет охотник — Опять стучит дубинка, И прячется в трущобе Вся дичь и вся дичинка…

Всего любезней вёсны Для деда: припадает К сырой земле он ухом И слышит — всё копает,

Всё роется под склепом Своей темницы тесной, Всё дышит жаждой жизни И силою воскресной:

И травка, и муравка, И первые цветочки, И первые на волю Пробившиеся почки.

Вот всё зазеленело; Летучими цветками И бабочки и мушки Порхают над лугами;

Жужжа, роятся пчелы; Поют на гнездах птицы, И нанебе играют Весенние зарницы.

Дед долго и любовно По лесу ходит-ходит, Порой с былинки малой По часу глаз не сводит.

И всё он настороже — С зари до полуночи, Пока уж напоследок Не выбьется из мочи…

Устанет, притомится, И спать придет охота — Уйдет в дубовый остров, В любимое болото:

Там тина — что перина, Там деду, ночью тихой, Зыбучая постеля С русалкой-лешачихой.

Для ней-то он осоку В зеленый полог рядит; Для ней медвежьи ушки, Вороньи глазки садит;

Для ней и незабудки — Ковром узорно шитым; Для ней и соловейки По ветлам и ракитам.

Для ней-то под Купалу, Полуночью росистой, И папортник бесцветный Цветет звездой лучистой.

Сюда уж не добраться Ни вершникам, ни пешим… И спит он… Да летает Недобрый сон над Лешим…

И снится деду, будто По всей его дуброве Чудное что творится. И всё как будто внове…

Что мчится издалёка Неведомая сила И старую трущобу Всю лоском положила:

Подсечен, срублен, свален И сгублен топорами, Кругом весь остров стонет Дрожащими ветвями;

Что просека с полвёрсту Идет поверх болота, И вдалеке сверкает Зловещим оком что-то,

И мчится, мчится, мчится, И ближе подлетает; Пар из ноздрей и искры; След полымя сметает,

Шипит, шипит и свищет, И, словно змей крылатый, Грозит чугунной грудью Груди его косматой…

Проснулся, глянул — видит: Не остров, а площадка; Дубов — как не бывало: Всё срублено, всё гладко…

Засыпано болото Песком, дресвой и щебнем, И мост над ним поднялся Гранитным серым гребнем,

И, рассыпая искры, Далёко в поле чистом Летит змея-чугунка С шипением и свистом.

7 января 1861