Аполлон Майков В городце в 1263 г.

Ночь на дворе и мороз. Месяц — два радужных светлых венца вкруг него… По небу словно идет торжество; В келье ж игуменской зрелище скорби и слез…

Тихо лампада пред образом Спаса горит; Тихо игумен пред ним на молитве стоит; Тихо бояре стоят по углам; Тих и недвижим лежит, головой к образам, Князь Александр, черной схимой покрыт… Страшного часа все ждут: нет надежды, уж нет! Слышится в келье порой лишь болящего бред. Тихо лампада пред образом Спаса горит… Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит… Сон ли проходит пред ним, иль видений таинственных цепь — Видит он: степь, беспредельная бурая степь… Войлок разостлан на выжженной солнцем земле. Видит: отец! смертный пот на челе, Весь изможден он, и бледен, и слаб… Шел из Орды он, как данник, как раб… В сердце, знать, сил не хватило обиду стерпеть… И простонал Александр: «Так и мне умереть...»

Тихо лампада пред образом Спаса горит… Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит… Видит: шатер, дорогой, златотканый шатер… Трон золотой на пурпурный поставлен ковер… Хан восседает средь тысячи мурз и князей… Князь Михаил перед ставкой стоит у дверей… Подняты копья над княжеской светлой главой… Молят бояре горячей мольбой… «Не поклонюсь истуканам вовек»,- он твердит… Миг — и повержен во прах он лежит… Топчут ногами и копьями колют его… Хан, изумленный, глядит из шатра своего… Князь отвернулся со стоном и, очи закрыв, «Я ж,- говорит,- поклонился болванам, чрез огнь я прошел, Жизнь я святому венцу предпочел… Но,- на Спасителя взор устремив,- Боже! ты знаешь — не ради себя — Многострадальный народ свой лишь паче души возлюбя!..» Слышат бояре и шепчут, крестясь: «Грех твой, кормилец, на нас!»

Тихо лампада пред образом Спаса горит… Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит… Снится ему Ярославов в Новгороде двор… В шумной толпе и мятеж, и раздор… Все собралися концы и шумят… «Все постоим за святую Софию,- вопят,- Дань ей несут от Угорской земли до Ганзы… Немцам и шведам страшней нет грозы… Сам ты водил нас, и Биргер твое Помнит досель на лице, чай, копье!.. Рыцари,- памятен им пооттаявший лед!.. Конница словно как в море летит кровяном!.. Бейте, колите, берите живьем Лживый, коварный, пришельческий род!.. Нам ли баскаков пустить Грабить казну, на правеж нас водить? Злата и серебра горы у нас в погребах,- Нам ли валяться у хана в ногах! Бей их, руби их, баскаков поганых, татар!..» И разлилася река, взволновался пожар… Князь приподнялся на ложе своем; Очи сверкнули огнем, Грозно сверкнули всем гневом высокой души,- Крикнул: «Эй, вы, торгаши! Бог на всю землю послал злую мзду. Вы ли одни не хотите его покориться суду? Ломятся тьмами ордынцы на Русь — я себя не щажу, Я лишь один на плечах их держу!.. Бремя нести — так всем миром нести! Дружно, что бор вековой, подыматься, расти, Веруя в чаянье лучших времен,- Всё лишь в конец претерпевый — спасен!..»

Тихо лампада пред образом Спаса горит… Князь неподвижно во тьму, в беспредельность глядит… Тьма, что завеса, раздвинулась вдруг перед ним… Видит он: облитый словно лучом золотым, Берег Невы, где разил он врага… Вдруг возникает там город… Народом кишат берега… Флагами веют цветными кругом корабли… Гром раздается; корабль показался вдали… Правит им кормчий с открытым высоким челом… Кормчего все называют царем… Гроб с корабля поднимают, ко храму несут, Звон раздается, священные гимны поют… Крышу открыли… Царь что-то толпе говорит… Вот — перед гробом земные поклоны творит… Следом — все люди идут приложиться к мощам… В гробе ж,- князь видит,- он сам…

Тихо лампада пред образом Спаса горит… Князь неподвижен лежит… Словно как свет над его просиял головой — Чудной лицо озарилось красой, Тихо игумен к нему подошел и дрожащей рукой Сердце ощупал его и чело — И, зарыдав, возгласил: «Наше солнце зашло!»

Примечания: * Городец на Волге; там умер на возвратном пути из Орды в.к. Александр Ярославич Невский в 1263 г. Кн. Михаил Черниговский.

1875