Николай Львов Фортуна

Слепой очима, духом зрячий, Любитель сельской красоты, Друг истине и мне горячий, Зачем меня опрыснул ты Кастальской чистою водою, Идущего мечты тропою Лишаешь нужной слепоты, В которой леший слух прельщает, Червяк дорогу освещает До самой поприща меты?

Меня было ошаломило… Ударясь в стену головой И став, как надобно, шальной, Какой-то скользкою тропой Я шел и долом и горой; И так было мне любо было В чаду, в тумане колесить! За что ни попадя ловить Ту непоседную, благую Мадам летучую, нагую, Пред коей жабой и ужом Премудрый мир наш суетится; А зелье перед ним вертится Без оси беглым колесом И к сотому остановится, — И то на час прямым лицом.

Зовет Фортуной свет ученый Сию мадам; но тут не тот (Прости, Господь) у них расчет: Они морочат мир крещеный! Поверь мне, друг мой, это черт… Помилуй, целый век вертится, А голова не закружится, Не поведет ей клином рот, Всё хороша и всех прельщает, Полсвета в обод загибает, Полсветом улицу мостит, И вихрем мир кутит, мутит, И величает, и срамит, Народ и грабит, и дарит. Вчера кто к солнцу возносился, По милости ж ее явился Повержен в лужу и лежит; Лежит и, изумлен, зевает, Как в грязь попал, не понимает И думает еще, что спит. Сторонний умница дивится, Знакомого узнать боится, От мараных друзей странится, И думает: не черт их нес; А завтра там же очутится. Кольцом и умница кружится, Затем, что ум и наг и бос.

«Фортуны для богатства жаждут, В богатстве счастье видит свет. От счастия бегут и страждут И ищут там, его где нет», — Я так подумал и очнулся, Из Талыжни черпнул воды, Умылся, проглянул, встряхнулся, Аи, батюшки, беды, беды! Куда меня нелегка сила В чаду обманом затащила? Отколь молитвой, ни крестом Никто не может отбожиться, Лежать в грязи или кружиться Обязан каждый колесом.

Зачем? да мне зачем метаться? Мне шаркать, гнуться и ломаться! Ты, право, сослепу не в лад определил; Лишь был бы я здоров и волен, Я всем богат и всем доволен, Меня всем Бог благословил: Женил и дал мне всё благое. Я счастье прочное, прямое В себе иль дома находил И с ним расстаться не намерен!

Я истинно, мой друг, уверен, Что ежели на нас Фортуны фаворит (В котором сердце бы не вовсе зачерствело) В Никольском поглядит, Как, песенкой свое дневное кончив дело, Сберемся отдохнуть мы в летний вечерок Под липку на лужок, Домашним бытом окруженны, Здоровой кучкою детей, Веселой шайкою нас любящих людей, Он скажет: «Как они блаженны, А их удача не кружит! Мое вертится всё, их счастие лежит. У счастья своего с заботами моими Стоять я должен на часах; Как Лыска добрая, их счастие за ними Гоняется во всех местах, Усталости не знает, Работает и припевает, А в праздник пляшет как велят, Не дремлет, как оне и спят! Ну если б я вздремал, Фортуна бы заснула, Нет, видно, ты меня, удача, обманула, Ведь я для счастия тебя, мадам, искал; А ты меня пустым набатом оглушила, Дурманом окормила, Гнилушкой осветила. Я счастья не вкусил, а сед и дряхл уж стал, На воина того похож я стал с тобою, Что трудным ремеслом, войною, Под старость нажил хлеб; Но есть его пришел без зуб, без рук и слеп. И я всё приобрел (признаться), Чем можно сча? стливым, довольным показаться; Но чувство потерял, которым наслаждаться И в неимуществе умеет человек. Что был мой век? Туман. Что счастие? Мечта. Что должность первая из важных? Суета. Она опасностью мой разум обуяла И радости прямой к душе не допускала; Восторг ни каплей слез любви не оросил, Ни искрой дружба кровь мою не согревала, Меняя всё на всё, я сердце износил, А к добродетели я потерял и веру. Холодность до того мне сердце облегла, Что делал только по примеру Без удовольствия и добрые дела. Но добрым я рожден и счастливым быть стою. О православные! я заклинаю вас Сей добродетелью святою, Которой вам не чужд, конечно, сладкий глас. Возьмите, что хотите, Но к человечеству меня вы приютите И, чувство отворя, Мне душу отведите, С природой помиря. Быть может, как весна с любовью возвратится, Чувствительность и я опять приобрету, Мой дух унылый оживится И сердцу сообщит природну теплоту, Которой прелести поднесь я вспоминаю! Я впечатления еще не потерял, Как в сельской простоте с любовию одною Я радости обнять не мог моей душою. Мой голос, взгляд и шаг изображал, Что в сердце, не в уме я счастие питаю. Теперь хочу вздохнуть; но, напротив, зеваю Средь почестей, забав, как будто век не спал». Но я разнежился — язык сей непритворный И в штат не положен придворный; Там глупость значится под титлом простоты, Там сеном кормят тех, кто зелень да цветы Паркетам травчатым предпочитает. Придворный вне двора и счастия не знает! И если б улещать меня он эдак стал, Вельможа сей шпынем бы, право, показался. В ответ бы я ему ту басню прочитал, Которой смысл давно в душе мне начертался: «В игольное ушко верблюду не пройтить, Фортуны детищу с природою не жить»; И счастья не вкусить прямого, Затем что матушка чрезмерно бестолкова, По матушке пошел и весь их знатный род, И кто из них счастлив, тот в их семье урод. Прочти в сей басенке (не говоря дурного), Как зелье и тогда дела Свои вела, Как с счастием она на пустоши жила.

1790

В избранном Добавить в избранное Подождите...

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Комментарии читателей

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.