Михаил Кузмин Отдых

1

Бывают странными пророками Поэты иногда… Косноязычными намеками То накликается, То отвращается Грядущая беда.

Самим неведомо, что сказано, Какой иерогл_и_ф. Вдруг то, что цепью крепкой связано, То разлетается, То разражается, Сердца испепелив…

Мы строим призрачные здания, Чертим чужой чертеж, Но вдруг плотину рвут страдания, И разбиваются, И расстилаются… Куда от них уйдешь?

Чем старше мы, тем осторожнее В грядущее глядим. Страшны опасности дорожные, И в дни субботние Все беззаботнее Немеет нелюдим.

2

Зачем те чувства, что чище кристалла, Темнить лукавством ненужной игры? Скрываться время еще не настало, Минуты счастья просты и добры. Любить так чисто, как Богу молиться, Любить так смело, как птице летать. Зачем к пустому роману стремиться, Когда нам свыше дана благодать?

3

Как сладко дать словам размеренным Любовный яд и острие! Но слаще быть вполне уверенным, Что ваше сердце — вновь мое. Я знаю тайно, вне сомнения, Что неизбежен странный путь, Зачем же смутное волнение Безверную тревожит грудь? Мне все равно: позор, победа ли, — Я все благословлю, пока Уста любимые не предали И не отдернулась рука.

4

Дни мои — облака заката… Легок, ал златокрылый ряд… Свет же их от твоих объятий, Близко ты — и зарей горят. Скрылся свет — и потухли груды Хмурых туч, как свинцовый груз, Нет тебя — и весь мир — безлюдье, Тяжек гнет ненавистных уз.

5

Какие дни и вечера! Еще зеленый лист не вянет, Еще веселая игра В луга и рощи сладко тянет. Но свежесть белых облаков, Отчетливость далеких линий Нам говорит: «Порог готов Для осени златисто-синей!» Гляжу в кисейное окно На палевый узор заката И терпеливо так давно Обещанного жду возврата. И память сердца так светла, Печаль не кажется печальной, Как будто осень принесла С собою перстень обручальный. И раньше, чем кудрявый вяз, Подернут златом, покраснеет, (Я верю) вновь увидит Вас, Кто любит, помнит, пламенеет!

6

Я не любовью грешен, люди, Перед любовью грешен я, Как тот, кто слышал весть о чуде И сам пошел к навозной груде Зарыть жемчужину огня. Как тот, кто таял в свете новом И сам, играя и смеясь, Не веря сладостным оковам, Высоким называет словом Собачек уличную связь. О, радость! в третий раз сегодня Мне жизнь надежна и светла. С ладьи небес спустились сходни, И нежная рука Господня Меня от бездны отвела.

7

Не называй любви забвеньем, Но вещей памятью зови, Учась по преходящим звеньям Бессмертию одной любви. Пускай мы искры, знаем, знаем: Святая головня жива! И, повторяя, понимаем, Яснее прежние слова. И каждым новым поворотом Мы утверждаем ту же власть, Не преданы пустым заботам Во искушение не впасть. Узнав обманчивость падений, Стучусь я снова в ту же дверь, И огненный крылатый гений Родней и ближе мне теперь.

8

Судьба, ты видишь: сплю без снов И сон глубок. По самой смутной из основ Снует челнок. И ткет, и ткет в пустой тени — Узора нет. Ты нити длинной не тяни, О лунный свет! Во власти влажной я луны, Но я не твой: Мне ближе — солнце, валуны И ветра вой. Сиявший позабыл меня, Но он придет, — Сухая солнечность огня Меня зовет. Затку я пламенный узор (Недолго ждать), Когда вернется прежний взор И благодать!

9

Е. А. Нагродской

Мне снился сон: в глухих лугах иду я, Надвинута повязка до бровей, Но сквозь нее я вижу, не колдуя: Растет трава, ромашка и шалфей, (А сердце бьется все живей, живей), И вдруг, как Буонаротова Сивилла, Предстала вещая царица Фей Тому, кого повязка не томила.

Недвижно царственная, как статуя, Она держала, как двойной трофей, Два зеркала и ими, негодуя, Грозила мне; на том, что поправей, Искусства знак, природы — тот левей, Но, как в гербе склоненные стропила, Вязалися тончайшей из цепей Для тех, кого повязка не томила.

Затрепетал, как будто был во льду я Иль как челнок, забытый средь зыбей, А им играет буря, хмуро дуя. Жена ко мне: «Напрасный страх развей, Смотри сюда, учись и разумей, Что мудрость в зеркалах изобразила. Обретено кормило средь морей Тому, кого повязка утомила!»

«О, Фея, рассказал мне соловей, Чье имя зеркала соединило! И свято имя это (ну, убей!) Тому, кого повязка не томила».

1912