Аля Кудряшева Ты будешь шкипером, боцманом, черт-те кем

Ты будешь шкипером, боцманом, черт-те кем, ты там, где над головой паруса дрожат, ты будешь ходить, командовать, спать в теньке, курить, ворчать, потягивать оранжад, ты будешь таким прекрасным — что хоть рисуй. Смеешься, бродишь, держишься молодцом… Я буду дубовой женщиной на носу. С облезлым от соленой воды лицом. В миру, говорят, октябрь — какая чушь. Плывем — отставить слякотный произвол, точней, это ты плывешь, а вот я — лечу, касаясь горячей грудью прозрачных волн. И с этих пор, с расширенных влажных пор на темной коже моих деревянных рук не примет наш корабль самый дальний порт, не встретит нас в порту самый лучший друг, не грянет в нашу честь всепланетный гимн, не шепчет наше имя жара в песках. Я вижу: утро входит в рассвет нагим — выходит в теплой пене и лепестках, Я вижу ветер, греющийся в воде, я вижу время, спящее в глубине, Я вижу все ничто, никуда, нигде, все то чужое, дальнее, не при мне, мне мастер сделал губы теплей луны и волосы мягче чаячьего пера, и я боюсь свободы и тишины, и я хочу проснуться живой с утра, и я живу — без всякой на то волшбы, как жить могла бы там, на земле, в Москве. Но, знаешь, ты меня обрекаешь быть, спасибо тебе, да будь ты проклят, мой свет. Да будь ты проклят за эту морскую твердь, за руки, приколоченные к бортам, за то, что я теперь не могу не петь, а там могла — я столько могла бы там! Спасибо сказать? Спасибо, в душе темно, ни вверх, ни вниз, на уровне — так держать. Да будь ты проклят за то, что я стала мной. Кури. Ворчи. Потягивай оранжад.