Харт Крейн Бруклинскому мосту

С которых пор, дрожа, рассветный хлад накалывает чаячьи крыла на черные булавки? — Там, где своды неволи возле Статуи Свободы.

Как парус, только призрачный, плывет кривая между небом и землей, ложась крылом на рябь конторских счет… — Пока в подземку время не уйдет…

Я вспоминаю фокусы кино — Ту спешку, тот мгновенный проблеск сцен: быстрей, быстрей, но скрыться не дано, и — новый пленник тех же самых лент.

И, в серебре, над миром, над заливом, поверженный в сраженье исполин, ты держишь рабства мирную оливу, ты — поступь солнца, но пришел Навин.

Самоубийство — это ль не ответ Содому и Гоморре? Пузырем рубаха раздувается на нем, в припадке оседлавшем парапет.

Твоих зубов размашистость акулья вгрызается в банкирские дворы, и Северной Атлантики нары c тебя дымы и домоседедство сдули.

И горестна, как эти небеса библейские, твоя награда, Рыцарь, легко ль держать оружье на весу, когда не смеет битва разгореться?

О арфа, и алтарь, и oгненная ярость! Кто натянуть сумел подобную струну? — Трикраты значимей проклятия пророка, молитвы парии, повизгиванья бабы,

Огни твои — как пенки с молока, вздох звезд неоскверненный над тобой, ты — чистая экспрессия; века сгустились; ночь летит в твоих руках.

В твоей тени я тени ждал бесслезно — лишь в полной тьме тень подлинно ясна. Город погас иль гаснул. Год железный уж затопила снега белизна.

Не ведающий сна, как воды под тобою, возведший свой чертог над морем и землей!- Ничтожнейший из нас творение земное умеет зачеркнуть стремительной кривой.