Борис Корнилов Под елью изнурённой и громоздкой...

Под елью изнурённой и громоздкой, Что выросла, не плача ни о ком, Меня кормили мякишем и соской, Парным голубоватым молоком.

Она как раз качалась на пригорке, Природе изумрудная свеча. От мякиша избавленные корки Собака поедала клокоча.

Не признавала горести и скуки Младенчества животная пора. Но ель упала, простирая руки, Погибла от пилы и топора.

Пушистую траву примяли около, И ветер иглы начал развевать Потом собака старая подохла, А я остался жить да поживать.

Я землю рыл, я тосковал в овине[1], Я голодал во сне и наяву, Но не уйду теперь на половине и до конца как надо доживу.

И по чьему-то верному веленью — Такого никогда не утаю — Я своему большому поколенью Большое предпочтенье отдаю.

Прекрасные, тяжёлые ребята, — Кто не видал — воочию взгляни, — Они на промыслах Биби-Эйбата, И на пучине Каспия они.

Звенящие и чистые, как стёкла, Над ними ветер дует боевой… Вот жалко только, что собака сдохла И ель упала книзу головой.

1933