Семен Кирсанов В черноморской кофейне

О, город родимый! Приморская улица, где я вырастал босяком голоштанным, где ночью одним фонарем караулятся дома и акации, сны и каштаны.

О, детство, бегущее в памяти промельком! В огне камелька откипевший кофейник… О, тихо качающиеся за домиком прохладные пальмы кофейни!

Войдите! И там, где, столетье не белены, висят потолки, табаками продымленные, играют в очко худощавые эллины, жестикулируют черные римляне…

Вы можете встретить в углу Аристотеля, играющего в домино с Демосфеном. Они свою мудрость давненько растратили по битвам, по книгам, по сценам…

Вы можете встретить за чашкою «черного» — глаза Архимеда, вступить в разговоры: — Ну как, многодумный, земля перевернута? Что? Найдена точка опоры?

Тоскливый скрипач смычком обрабатывает на плачущей скрипке глухое анданте, и часто — старухой, крючкастой, горбатою, в дверях появляется Данте…

Дела у поэта не так ослепительны (друг дома Виргилий увез Беатриче)… Он перцем торгует в базарной обители, забыты сонеты и притчи…

Но чудится — вот-вот навяжется тема, а мысль налетит на другую — погонщица,- за чашкою кофе начнется поэма, за чашкою кофе окончится…

Костяшками игр скликаются столики; крива потолка дымовая парабола. Скрипач на подмостках трясется от коликов; Философы шепчут: — Какая пора была!..

О, детство, бегущее в памяти промельком! В огне камелька откипевший кофейник… О, тихо качающиеся за домиком прохладные пальмы кофейни.

Стоят и не валятся дымные, старые лачуги, которым свалиться пристало… А люди восходят и сходят, усталые,- о, жизнь! — с твоего пьедестала!