Николай Карамзин Соловей

Что в роще громко раздается При свете ясныя луны? Что в сердце, в душу сладко льется Среди ночныя тишины, Когда безмолвствует Природа И звезды голубого свода Сияют в зеркале ручья? Что в грудь мою тоску вселяет И дух мой кротко восхищает?. Глас нежный, милый соловья!

Певец любезный, друг Орфея! Кому, кому хвалить тебя, Лесов зеленых Корифея? Ты славишь громко сам себя. Натуру в гимнах прославляя, Свою любезнейшую мать, И равного себе не зная, Велишь ты зависти — молчать!

Ах! много в роще песней слышно; Но что они перед твоей? Как Феб златый, являясь пышно На тверди, славою своей Луну и звезды помрачает, Так песнь твоя уничтожает Гармонию других певцов. Поет и жаворонок в поле, Виясь под тенью облаков; Поет приятно и в неволе Любовь малиновка[1] весной;

[1] Любовь служит здесь прилагательным к малиновке. По русски говорят: надежда государь, радость сестрица и проч. «Малиновка есть птица любви», — сказал Бюффон.

Веселый чижик, коноплянка. Малютка пеночка, овсянка, Щегленок, редкий красотой, Поют и нежно и согласно И тешат слух; но всё не то — Их пение одно прекрасно, В сравнении с твоим — ничто! Они одно пленяют чувство, А ты приводишь всё в восторг; Они суть музы, ты их бог!

Какое чудное искусство! Сперва как дальняя свирель Петь тихо, нежно начинаешь И всё к вниманию склоняешь; Сперва приятный свист и трель — Потом, свой голос возвышая И чувство чувством оживляя, Стремишь ты песнь свою рекой: Как волны мчатся за волной, Легко, свободно, без преграды, Так быстрые твои рулады Сливаются одна с другой; Гремишь… и вдруг ослабеваешь; Журчишь, как томный ручеек; С любезной кротостью вздыхаешь, Как нежный майский ветерок… Из сердца каждый звук несется И в сердце тихо отдается…

Так страстный, счастливый супруг (Любовник пылкий, верный друг) Супруге милой изъясняет Свою любовь, сердечный жар. Твой громкий голос удивляет — Он есть Природы чудный дар, — Но тихий, в душу проницая И чувства нежностью питая, Еще любезнее сто раз.

Пой, друг мой! Восхищен тобою, Под кровом ночи, в тихий час, Несчастный сладкою слезою Мирится с небом и судьбой; Невольник цепи забывает, Свободу в сердце обретает, Находит сносным жребий свой.

Лиющий слезы над могилой (Где прах душе и сердцу милый Лежит в безмолвной тишине, Как в сладком и глубоком сне), Тебе внимая, утешает Себя надеждой вечно жить И вечно милого любить.

Там, там, где счастье обитает; Где радость есть для чувств закон; Где вздохи сердцу неизвестны; Где мой любезный Агатон, Как в мае гиацинт прелестный Весной бессмертия цветет… Меня к себе с улыбкой ждет!

Пой, друг мой! Восхищен тобою, Природой, красною весною, И я забуду грусть свою. Лугов цветущих ароматы Целят, питают грудь мою. Когда ж сын Феба, мир крылатый, На землю спустится с небес, Умолкнут громы и народы Отрут оливой токи слез, — Тогда, тогда, Орфей Природы, Я в гимне сердце излию И мир с тобою воспою!

1796