Кантемир Антиох Дмитриевич

Антиох Кантемир На состояние сего света. К солнцу

1 Солнце! Хотя существо твое столь есть чудно, Что ему в век довольно удивиться трудно — В чем нам и свидетельство древни показали, Когда тебя за бога чрез то почитали, — 5 Однако мог бы я то признать несомненно, Что было б ты в дивности твоей переменно, Если б ты в себе живость и чувства имело, Чем бы могло всякое в свете познать дело. Буде б честь от нас богу ты узнать желало — 10 В-первых, бы суеверий бездну тут сыскало. Мужик, который соху оставил недавно, Аза в глаза не знает и болтнуть исправно, А прислушайся, что врет и что его вздоры! Ведь не то, как на Волге разбивают воры. 15 Да что ж? Он ти воротит богословски речи: Какие пред иконы должно ставить свечи, Что теперь в церквах вошло старине противно; Как брадобритье терпит бог, то ему дивно. На что, бает, библию отдают в печати, 20 Котору христианам больно грешно знати? Вон иной, зачитавшись, да ереси сеет; Говорит: «Не грешен тот, кто бороду бреет». Парики — уж всяк знает, что дьявольско дело, А он, что то не грешно, одно спорит смело; 25 Платье немецко носит, да притом манжеты; Кто их назовет добром? все — адски приметы; А таки сказуют, что то не противно богу. Ох! как страшно и слышать таку хулу многу! Все ж то се нет ничего; вон услышишь новый 30 От него тверд документ, давно уж готовый. «Как, — говорит, — библию не грешно читати, Что она вся держится на жидовской стати? Вон де за то* одного и сожгли недавно, Что, зачитавшись там, стал Христа хулить явно. 35 Ой нет, надо библии отбегать как можно, Бо, зачитавшись в ней, пропадешь безбожно. Есть и без нея что честь, лишь была б охота, Вот, полно, мне мешает домашня забота, А то б я купил книгу, котору, не знаю 40 Какой, пустынник писал, да Семик быть, чаю. Так то-то уже книга, что аж уши вянут, Как было грамотники у нас читать станут! Там писано, как земля четырьмя китами Стоит, которы ее подперли спинами; 45 Сколько Солнце всякий день миллионов ходит, И где оно в палаты в отдышку заходит; Как в нынешнее время не будут являться Святцы и богатыри; что люди мерзятся Брадобритием и всем бусурманским нравом, 50 Не ходят в старом отцов предании правом. Все там есть о старине. С мала до велика Сказать мне все подробну не станет языка». Все ж то се еще сошник плесть безмозгло смеет; Все врет, хоть слова складно молвить не сумеет. 55 Кто ж опишет которы по грамоте бродят? Те-то суеверие все в народе родят; От сих безмозглых голов родятся расколы; Всякий простонародный в них корень крамолы; Что же пьянство, то у них в самом живом цвете. 60 Тая-то вещь им мнится всех шятейша в свете. Ну-тко скажи такому, что всяк день воскресный Не в пьянстве должно справлять во всей поднебесной, Но лучше б в учениях церковных медлети, Неж на кабаках пьяным бесчинно шумети, — 65 То уж он ти понесет представлять резоны, Что с ума тя собьет, хоть ты как будь ученый. Выймет тебе с сундука тетради цвелые, Предложит истории все сполна святые, Не минет и своего отца Аввакума — 70 Так его запальчивость тут возьмет угрюма. И тотчас, те предложив, начнет уличати: «Грешно-де весь день будет богу докучати; Смотри, что истории в себе заключают: Ведь и в небе обедни в часы отпевают, 75 А не весь день по-вашему в молитве трудятся; Отпев час урочный там, с богом веселятся». Сей-то муж в философии живет ненарушно: Признают то пьяницы все единодушно; Сей и Аристотелю не больно уступит, 80 Паче когда к мудрости вина кружку купит. Да что ж сим дивиться? Вон на пастырей взглянем, Так тут-то уже разве, дивяся, устанем; Хочет ли кто божьих слов в церкви поучиться От пастыря, то я в том готов поручиться, 85 Что, ходя в церковь, не раз по? том обольется, А чуть ли о том от них и слова добьется. Если ж бы он подошел к попу на кружало, То уж там одних ушей будет ему мало, Не переслушаешь речь его медоточну: 90 Опишет он там кругом церковь всю восточну. Да как? Не учением ведь здравым и умным, Но суеверным мозгом своим, с вина шумным, Плетет тут без рассмотру и без стыда враки; В-первых, как он искусен все совершать браки, 95 Сколько раз коло стола обводити знает И какой стих за всяким ходом припевает. То, все это рассказав, станет поучати, Как с честью его руку должно целовати. «Не знаю, — говорит, — как те люди спасутся, 100 Что давать нам на церковь и с деньгами жмутся. Ведь вот не с добра моя в заплатах-де ряса; Вон дома на завтра нет купить на что мяса; Все-де черт склонил людей и с немцами знаться. О, проклятые! Зачем нас дарить скупятся? 105 Как такие исцелят души своей раны, Что не трепещут смело знаться с бусурманы? Каки б они ни были, да только не русски; Надобно б их отбегать: уж в них путь не узкий, Но широкие врата к пагубе доводят, 110 Они ж, несмотря на то, смело туда входят! А нам-де уже затем пересеклась дача, И с просфирами, увы! бедств, достойных плача!» Но ежели те речи поверстать бы в дело, То б казанье написал с залишком всецело. 115 Как же, на таких смотря, уж простолюдины К заблуждению себе не возьмут причины? Все ж то это мелкоту я здесь предлагаю, Которую по силе могу знать и знаю; Высших же рассуждений чрезмерну примету 120 О боге суеверий списать силы столько нету. Такие-то виды суть нашей к богу чести, Не поминая чудес притворных и лести. Не думай же, что все тут; нет тысячной части: Списать то все как надо — в обмороке пасти. 125 Довольно и сих тебе я собрал к примеру. Еще мало посмотрим нашу к властям веру. Смотри: купец украшен в пояс бородою, В святом и платье ходит, только не с клюкою, Во всем правдив, набожен: прийдет до иконы — 130 Пол весь заставит дрожать, как кладет поклоны! И чаял бы ты, что он весь в правости важен; Погляди ж завтра аж где? — Уж в тюрьме посажен. Спросишь: «За что тут муж сидит святой и старый?» — Воровством без пошлины провозил товары. 135 Этакой святец! Вот что делает, безгрешный! К богу лицемер, к власти вор и хищник спешный! Да что ж над сим дивиться, сей обычной моды? Вон дивись, как учений заводят заводы: Строят безмерным коштом тут палаты славны, 140 Славят, что учения будут тамо главны; Тщатся хотя именем умножить к ним чести (Коли не делом); пишут печатные вести: «Вот завтра учения высоки зачнутся, Вот уж и учители заморски сберутся: 145 Пусть как можно скоро всяк о себе радеет, Кто оных обучаться охоту имеет». Иной бедный, кто сердцем учиться желает, Всеми силами к тому скоро поспешает, А пришел — комплиментов увидит немало, 150 Высоких же наук там стени не бывало. А деньги хоть точатся тут бесперерывно, Так комплиментов много с них — то и не дивно. Где если то мне о сем все сполна писати, То книгу превелику надобно сшивати. 155 Полно, и так можно знать, как то сего много; Добра мало, а полно во всем свете злого. Смотри, и летописцы ведь толсты недаром, Все почти нагружены этим же товаром. Что ж уж сказать о нашем житье межусобном? 160 Как мы живем друг к другу в всяком деле злобном? Тут глаза потемнеют, голова вкруг ходит, Рука с пером от жалю как курица бродит. Грозят нам права земски, но бог правосудный — Чтоб богатый не был прав, а обижен скудный, 165 Не судило б нас сребро, но правда святая, Винным казнь, а правым милость подавая. Мы ж то помним и знаем, как сребра не видим, И клянемся богу, что бедных не обидим, Но в правости все будем о душах радети, 170 А на лица и сребро не станем смотрети. Когда ж несут подарки, где злато блистает, То вся та мысль за сто верст от нас отбегает. Где божий и земский страх? Даром наши души, Как звонят серебряным колокольцем в уши; 175 Подьячий ходит сух, худ, лишь кожа да кости, Ведь не с труда ссох — с коварств да завистной злости, Что ему не удастся драть так, как другому; Нет чем жену потешить, как придет до дому; Лучше б он изволил тут смерть перетерпети, 180 Нежель над чиим делом без взятки сидети. Вон иному, хоть деньги он с казны считает, А не взять ему гривны — душа смертно тает. Так-то мы милостивы, к бедным правосуды: Выше душ ставим деньги, не плоше Иуды. 185 Что ж когда еще глубже мы в свет сей заглянем? Везде без удовольства удивляться станем. Философ деревенский оброс сединами, Сладкими рассуждает о свете речами. «Как, — говорит он, — теперь черт показал моду 190 Грех велик творить, то есть табак пить народу, От которого весь ум человечь темнеет И мозг в голове весьма из дня на день тлеет; Уж мы-де таких много образцов видали, Что многие из того люди пропадали». 195 То он же обличает в людях моду грубу, А себе четвериком сам валит за губу. Так-то людей осуждать мы тотчас готовы, Людей видим больных, а сами не здоровы: Так вот иной хвастает, что славы не любит, 200 А сам за самое то с света людей губит; Говорит: лицемерство ему неприятно, А самим делом держать то внушает внятно. Теперь в свете сем буде кто пожить желает, Пускай правды далеко во всем отбегает. 205 Инако бо нельзя двум господам служити, Нельзя богу и свету вместе угодити. Так-то сей свет состоит, так всем злым причастный, Всех бедств, мерзостей полон, во всем суестрастный. Еще ж то тут у нас нет миллионной доли, 210 Ибо тое все списать нет силы и воли. Что ж, Солнце? Погрешил ли я, так рассуждая, Что если б ощущало ты в свете вся злая, По-человечески бы могло премениться. И, право, не престану я о сем дивиться, 215 Как так ти дана воля сиять терпеливно На нас бедных, столь богу живущих противно. Больше с удивления не могу писати, И хоть не в пору, да уж принужден кончати.

1738

В избранном Добавить в избранное Подождите...

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Комментарии читателей

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.