Гумилев Николай

Николай Гумилев Сахара

Все пустыни друг другу от века родны, Но Аравия, Сирия, Гоби — Это лишь затиханье Сахарской волны, В сатанинской воспрянувшей злобе.

Плещет Красное море, Персидский залив, И глубоки снега на Памире, Но ее океана песчаный разлив До зеленой доходит Сибири.

Ни в дремучих лесах, ни в просторе морей, Ты в одной лишь пустыне на свете Не захочешь людей и не встретишь людей, А полюбишь лишь солнце да ветер.

Солнце клонит лицо с голубой вышины, И лицо это девственно-юно, И, как струи пролитого солнца, ровны Золотые песчаные дюны.

Всюду башни, дворцы из порфировых скал, Вкруг фонтаны и пальмы на страже, Это солнце на глади воздушных зеркал Пишет кистью лучистой миражи.

Живописец небесный вечерней порой У подножия скал и растений На песке, как на гладкой доске золотой, Расстилает лиловые тени.

И, небесный пловец, лишь подаст оно знак, Прозвучат гармоничные звоны, Это лопнет налитый огнем известняк И рассыплется пылью червленой.

Блещут скалы, темнеют под ними внизу Древних рек каменистые ложа, На покрытое волнами море в грозу, Ты промолвишь, Сахара похожа.

Но вглядись: эта вечная слава песка — Только горнего отсвет пожара, С небесами, где легкие спят облака, Бродят радуги, схожа Сахара.

Буйный ветер в пустыне второй властелин, Вот он мчится порывами, точно Средь высоких холмов и широких долин Дорогой иноходец восточный.

И звенит и поет, поднимаясь, песок, Он узнал своего господина, Воздух меркнет, становится солнца зрачок Как гранатовая сердцевина.

И чудовищных пальм вековые стволы, Вихри пыли взметнулись и пухнут, Выгибаясь, качаясь, проходят сквозь мглы, Тайно веришь — вовеки не рухнут.

Так и будут бродить до скончанья веков, Каждый час все грозней и грознее, Головой пропадая среди облаков, Эти страшные серые змеи.

Но мгновенье… отстанет и дрогнет одна И осядет песчаная груда, Это значит — в пути спотыкнулась она О ревущего в страхе верблюда.

И когда на проясневшей глади равнин Все полягут, как новые горы, В Средиземное море уходит хамсин Кровь дурманить и сеять раздоры.

И стоит караван, и его проводник Всюду посохом шарит в тревоге, Где-то около плещет знакомый родник, Но к нему он не знает дороги.

А в оазисах слышится ржанье коня И под пальмами веянье нарда, Хоть редки острова в океане огня, Точно пятна на шкуре гепарда.

Но здесь часто звучит оглушающий бой, Блещут копья и веют бурнусы. Туарегов, что западной правят страной, На востоке не любят тиббусы.

И пока они бьются за пальмовый лес, За верблюда иль взоры рабыни, Их родную Тибести, Мурзук, Гадамес Заметают пески из пустыни.

Потому что пустынные ветры горды И не знают преград своеволью. Рушат стены, сады засыпают, пруды Отравляют белеющей солью.

И, быть может, немного осталось веков, Как на мир наш, зеленый и старый, Дико ринутся хищные стаи песков Из пылающей юной Сахары.

Средиземное море засыпят они, И Париж, и Москву, и Афины, И мы будем в небесные верить огни, На верблюдах своих бедуины.

И когда наконец корабли марсиан У земного окажутся шара, То увидят сплошной золотой океан И дадут ему имя: Сахара.

1918-1921

В избранном Добавить в избранное Подождите...

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Комментарии читателей

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.