Ренат Гильфанов Событие

Скучно жить, мой Евгений. Куда ни странствуй… И. А. Бродский

Тусовка бубнит про ужасную «порчу души» попавшего в ощип «хорошего, в общем» поэта. Кричит «лизоблюд» и спешит подсчитать барыши, которые мнил он слупить за «предательство» это. Поэт уличен и наказан, как пойманный вор, оплеван и выпорот плетью (пылай, ягодица!) С утра и до ночи он слышит про «стыд и позор» от тех, в основном, кто в подметки ему не годится.

Морщины, извивы… Лицо — как исписанный лист. А губы бубнят: «Разрезвились… Ну, прямо, как дети. Всё пишут и пишут они. И никто так не чист и так не прекрасен душой, как писатели эти». Уныло дымит сигарета. Канатики жил покрыли удавкой натертую шею воловью того, кто еще полстолетья назад заслужил прощенье и надпись: «Евгению Рейну, с любовью».

Теперь отовсюду несутся стенанья и ор. И в толстых губах у поэта дрожит сигарета. И сотый по счету лихач, журналист-матадор, втыкает свой «паркер» в мясистый загривок поэта. Оргвыводом в морду поэту — не дергался чтоб. Язык холодит валидол… Перестанут? Едва ли. Как будто хотят поскорей укатать его в гроб и, грохнув стаканом об стол, прохрипеть: «Потер-ряли».

А после — коньяк и вино в ЦэДээЛе лакать, давать интервью журналистам и плакать под скрипку и, фонд основав, сочиненья его издавать, твердя в предисловьях про «грустную эту ошибку».

февраль 2005