Александр Галич ПИСЬМО В СЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК

ПИСЬМО В СЕМНАДЦАТЫЙ ВЕК

…По вечерам, написав свои обязательные десять страниц (я писал в Серебряном боре «Генеральную репетицию»), я отправлялся гулять. Со мною неизменно увязывался дворовый беспородный пес, по кличке Герцог. С берега Москвы-реки мы сворачивали в лесную аллейку, доходили до троллейбусной остановки, огибали круглую площадь и тем же путем возвращались к реке. Я садился на скамейку, закуривал, «Герцог» устраивался у моих ног. Мы смотрели на бегущую воду, на противоположный берег. Справа стояла церковь – Лыковская Троица, – превращенная в дровяной склад, а слева расстилались угодия государственной дачи номер пять. Там жил, еще член Политбюро в ту пору, Д. Полянский. Именно его вельможному гневу я был обязан, как выразились бы старые канцеляристы, «лишением всех прав состояния». Вертеть головой, то направо, то налево – было чрезвычайно интересно.

Уж так ли безумно намеренье – Увидеться в жизни земной?! Читает красотка с картины Вермейера Письмо, что написано мной.

Она – словно сыграна скрипкою – Прелестна, нежна и тонка, Следит, с удивленной улыбкою, Как в рифму впадает строка.

А впрочем, мучение адово Читать эти строчки вразброд!

Как долго из века двадцатого В семнадцатый почта идет!

Я к ней написал погалантнее, Чем в наши пишу времена…

Смеркается рано в Голландии, Не падает снег из окна.

Госпожа моя! Триста лет, Триста лет вас все нет, как нет. На чепце расплелась тесьма, Почтальон не несет письма, Триста долгих-предолгих лет Вы все пишете мне ответ. Г оспожа моя, госпожа, Просто – режете без ножа!

До кого-то доходят вести, До меня – только сизый дым. Мы с дворовой собакой вместе Над бегучей водой сидим. Пес не чистой породы, помесь, Но премудрый и славный пес… Как он тащится, этот поезд, Т риста лет на один откос! И такой он ужасно гордый, Что ему и гудеть-то лень…

Пес мне ткнулся в колени мордой, По воде пробежала тень.

Мы задремлем. Но нас разбудит За рекой громыхнувший джаз…

Скоро, скоро в Москву прибудет Из Голландии дилижанс!

Вы устали, моя судьба, От столба пылить до столба? А у нас теперь на Руси И троллейбусы, и такси. Я с надеждой смотрю – а вдруг Дилижанс ваш придет на круг? Дилижанс стоит на кругу… Дилижанс стоит на кругу… Дилижанс стоит на кругу – Я найти его не могу!

Он скоро, скоро, скоро тронется!

Я над водой сижу опять. Направо – Лыковская Троица, Налево – дача номер пять. На этой даче государственной Живет светило из светил, Кому молебен благодарственный Я б так охотно посвятил! За все его вниманье крайнее, За тот отеческий звонок, За то, что муками раскаянья Его потешить я не мог! Что славен кличкой подзаборною,

[23]

Что наглых не отвел очей, Когда он шествовал в уборную В сопровожденьи стукачей!

А поезд все никак не тронется! Какой-то вздор, какой-то бред…

В вечерний дым уходит Троица, На даче кушают обед.

Меню государственного обеда:

Бламанже. Суп гороховый с грудинкой и гренками. Бламанже! Котлеты свиные отбивные с зеленым горошком. Бламанже!!! Мусс клубничный со взбитыми сливками. Бламанже!!!

– Вы хотите Бля-ман-же? – Извините, Я уже!

У них бламанже сторожат сторожа, Ключами звеня. Простите меня, о – моя госпожа, Простите меня! Я снова стучусь в ваш семнадцатый век Из этого дня. Простите меня, дорогой человек, Простите меня!

Я славлю упавшее в землю зерно И мудрость огня.

За все, что мне скрыть от людей не дано – Простите меня!

Ах, только бы шаг – за черту рубежа

[24]

По зыбкому льду… Но вы подождите меня, госпожа, Теперь я решился, моя госпожа, Теперь уже скоро моя госпожа, Теперь я приду!..

Я к Вам написал погалантнее, Чем в наши пишу времена.

Смеркается рано в Голландии, Но падает снег из окна.