Илья Фаликов Анапоит

На горизонте ни черта, ни каравеллы, ни кита, ни террориcта, ни турецкого паши, ни водоплавающих птиц, ни VIP-гусей, ни женских лиц, одушевляющих пространство, — ни души. Душа не камень, не болид, она поет, она болит, в ней наблюдается скопление грачей и горный катится ручей под наблюдением грачей, а из степей идет касожский суховей.

По делу тысячи грачей пройду сквозь тысячу ночей, все это дело закрутилось до меня. Чем занимается ручей? Изготовлением ключей, они сверкают, ослепительно звеня. А если выйдешь на базар, гони доллар, хватай товар, не обсчитает ни Зулейка, ни Армен, и йодосодержащий фрукт нейтрализует пятый пункт, свобода выбора даруется взамен.

Разнообразная игра, и многоразова игла ночной звезды, осиной талии ее, и упомянутый паша, за соком мака не спеша, оденет бухту в итальянское белье. Ночной рыбак идет на лов, Психею ловит птицелов, закатный шар от пива с раками пунцов. Ни ворошиловских стрелков, ни шамилевских кавполков, ни президентского полка, в конце концов.

Казак Безкровный на холме и башня, белая во тьме, на русских косточках, никто не позабыт, и пали тысячи армян за Евдокию Шауман, за черный памятник, за грифельный гранит. Еще подует свежий бриз, еще падет коринфский фриз, прольется кровь среди бесчисленных камней — в руинах города сего страстями буйными его соединяются андрон и гинекей.

Не трать гиней, гони коней среди бесчисленных камней по следу молодости. Эта или та, чертовка смотрит из камней, хотя давным-давно под ней подведена горизонтальная черта. На горизонте ни черта. За горизонтом — пустота? Айя-София пострадала от копыт, поскольку искони она неосмотрительно стройна. Она поет, она поит анапоит. * Какой-то Константин, какая-то Елена, визаж лжевизантийской чепухи, и кварцевый песок, где море по колено до той поры, пока идут стихи, — здесь третий глаз дают и делает погоду прооперированный ветеран труда Гомер, и богобык курсирует по броду через пролив — сюда, по воздуху — туда. Остготская земля, твоя Эвдунсиана, твердыня из твердынь, Бугур-кале, стоит на глубине сухого океана у генуэзской башни на скале.

Где серебром полны кромешные ущелья, где одичал и высох виноград, где синдам ниспослал залетный бог веселья не тот напиток и не тех менад, где стая воронья кричит не о масонах, где каждый истукан легко поддат, где скифы темные безгрудых амазонок в конечном счете вряд ли победят, где эллины, забыв успех при Фермодонте, исчезнут, перебитые бабьем, когда их корабли сгорят на горизонте и мы с тобой бурду времен добьем.

2006