Ольга Ермолаева Мир неприбран, подозрителен...

Мир неприбран, подозрителен: а еще бы! — ткнула носом та в свой черный полиэтилен — и заткнись, матрос, с вопросом.

Машинально стройность замысла Божья, плача, отмечаю… Как ребенка, душу вынесла Юрину, ношу, качаю.

Кто тут помнит твой овал лица, золотистые ресницы? Детская твоя чернильница в виде деревянной птицы.

В ней зеленая, муаровая соль на каменных чернилах. Вся узорная, кустарная, с головою на шарнирах,

слева капелек свечных разбрызг. Кто ее к себе не двигал! Долгий клюв ее ты, что ли, грыз, видно, ручкой тыкал…

В зале подзеркальник с зеркалом. Львят на темной раме видел вдруг, когда позыркивал — притворившихся цветами.

… Это год кончины Сталина. За Геленджиком палата сплошь кроватями уставлена пионерского отряда.

Как попервости ты мучился — вот из писем, наудачу: “Очень по тебе соскучился, часто плачу”.

Ночью ветер в щель под рамой дул, и в душе тоска сквозная: “Забери меня. Пешком уйду, я дорогу знаю”.

От расстройства и волнения в письмах две ошибки. Но смирился тем не менее: факельщики, море, читки.

Вот поведал ты станичникам (так и август минет!) — стих “К советским пограничникам” хорошо был принят.

Ужин с блинчиками, булочками, новых фото глянец. С мальчиками танцевал и девочками “конькобежцы” — танец.

Я таким тебя, мой миленький, и не знала бойким: чардаш танцевал, мой маленький, польку-тройку.

Из какой-то книги тут про сбор списано советской: “Весело треща, горит костер”. Ах же, кот подлецкий…

… И в Джанхоте бьет ночной прибой, твои камни взмокли. Было время и у нас с тобой покупать бинокли.

Переходы чрез хребет Маркхот, с держидеревом ночевки. Было время чуть не каждый год покупать штормовки…

… Консолидой ли, глядичеей, бессемянкой-грушей, мать ушла, во всем величии, бедной агрономшей

на поля ли, ко своей волшбе, иль в левады, огороды… “Все равно скучаю по тебе, несмотря на красоту природы”.

… Восемь факельщиков с факелами за парадной аркой тьму твою, совместно с ангелами, освещают ярко ль?.

… Захмелевший ты, удаленький… Во дворе у нас — граффити: “Оля дура. Юра маленький”. Не врубалась. Не взыщите.

8 — 10 февраля 2003