Робинсон Джефферс Утесу, который станет краеугольным камнем дома

Старый сад лишайников охряно-серых, Сколько лег прошло, как исчезнувших краснокожих племя Жгло костры под тобой и искало Защиты от ветра морского? Сто лет или двести Был ты в разлуке с людьми И знал лишь белок со жнива, да кроликов с мыса, Да лошадей длиннокосмых за плугом На холме в декабре и чаек, снующих Крикливо над черною бороздой; никто Не касался тебя любовно, лишь серый ястреб и бурый садились туда, Где возложены руки мои. Вот принес я тебе Вино, молоко и мед за столетье голода И морского холодного ветра. Я вовсе не думал, что будет по вкусу граниту Вино иль мед с молоком; но так нежно Отекают они по расщелинам древним в мох, Проникая в немые Оттиски бурь, отшумевших давно, и в ожоги Костров первобытных, и в твердость Ждавшую миллионы лет, чтобы стать Углом для дома, как предопределено. Дай мне каменную мощь прошлого, и тебе Мои крылья будущего одолжу я. Как дорог станешь ты для меня, когда и я состарюсь, старый друг.