Дмитрий Быков Одиннадцатая баллада

Серым мартом, промозглым апрелем, Миновав турникеты у врат, Я сошел бы московским Орфеем В кольцевой концентрический ад,

Где влачатся, с рожденья усталы, Позабывшие, в чем их вина, Персефоны, Сизифы, Танталы Из Медведкова и Люблина, —

И в последнем вагоне состава, Что с гуденьем вползает в дыру, Поглядевши налево-направо, Я увижу тебя — и замру.

Прошептав машинально «Неужто?» И заранее зная ответ, Я протиснусь к тебе, потому что У теней самолюбия нет.

Принимать горделивую позу Не пристало спустившимся в ад. Если честно, я даже не помню, Кто из нас перед кем виноват.

И когда твои хмурые брови От обиды сомкнутся в черту, — Как Тиресий от жертвенной крови, Речь и память я вновь обрету.

Даже страшно мне будет, какая Золотая, как блик на волне, Перекатываясь и сверкая, Жизнь лавиной вернется ко мне.

Я оглохну под этим напором И не сразу в сознанье приду, Устыдившись обличья, в котором Без тебя пресмыкался в аду,

И забьется душа моя птичья, И, выпрастываясь из тенет, Дорастет до былого величья — Вот тогда-то как раз и рванет.

Ведь когда мы при жизни встречались, То, бывало, на целый квартал Буря выла, деревья качались, Бельевой такелаж трепетал.

Шум дворов, разошедшийся Шуман, Дранг-унд-штурмом врывался в дома — То есть видя, каким он задуман, Мир сходил на секунду с ума.

Что там люди? Какой-нибудь атом, Увидавши себя в чертеже И сравнивши его с результатом, Двадцать раз бы взорвался уже.

Мир тебе, неразумный чеченец, С заготовленной парою фраз Улетающий в рай подбоченясь: И война-то была из-за нас.

Так я брежу в дрожащем вагоне, Припадая к бутылке вина Поздним вечером на перегоне От Кузнецкого до Ногина.

Эмиссар за спиною маячит, В чемоданчике прячет чуму… Только равный убьет меня, значит? Вот теперь я равняюсь чему.

Остается просить у Вселенной, Замирая оглохшей душой, Если смерти — то лучше мгновенной, Если раны — то пусть небольшой.

2004