Иосиф Бродский Ну, время песен о любви
Ну, время песен о любви, ты вновь склоняешь сердце к тикающей лире, и все слышней в разноголосном клире щебечет силлабическая кровь. Из всех стихослагателей, со мной столь грозно обращаешься ты с первым и бьешь календарем своим по нервам, споласкивая легкие слюной. Ну, время песен о любви, начнем раскачивать венозные деревья и возгонять дыхание по плевре, как пламя в позвоночнике печном. И сердце пусть из пурпурных глубин на помощь воспаленному рассудку — артерии пожарные враскрутку! — возгонит свой густой гемоглобин. Я одинок. Я сильно одинок. Как смоква на холмах Генисарета. В ночи не украшает табурета ни юбка, ни подвязки, ни чулок. Ища простой женоподобный холм, зрачки мои в анархии бессонной бушуют, как прожекторы над зоной, от мужеских отталкиваясь форм. Кто? Бог любви? Иль Вечность? Или Ад тебя послал мне, время этих песен? Но все равно твой календарь столь тесен, что стрелки превосходят циферблат, смыкаясь (начинается! не в срок!), как в тесноте, где комкается платье, в немыслимое тесное объятье, чьи локти вылезают за порог.
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:
Картинками нагой, пустой природы
И листья, как размытые стихи
Ложатся перед снегом и народом.
А гордость и подавленно звучит,
Гротескной Иерихонскою трубою
А вечный миР, попавшийся на щит,
Железный козырёк над головою,
Лишь тупит благородные мечи.
Что амфора с желтеющею плотью
В аморфности значения пирамид
Покрытый городскою, чисто копотью
Внутри я совершеннейший евклид.
Над глупою пизанской сутулостью,
Под картою из трещинок-морщин
Скрывается ядро сердечной глупости
Остатки одного из тех мужчин,
Что делали призванием умение
Желание играть слепым огнём,
Немое их описанное пение
Пугливо ржёт объезженным конём.
И гладя доски взглядом вертикальные
И путаясь в бантах любовных ш(т)ор
Всё чаще мысли обрекаю клерикальные:
В мои года! Позор! Фурор!