Владимир Бенедиктов Московские цыганы

Хор готов. Вожатый ярый Вышел; волю ждал плечу: Заиграло; вспыхнул старый! Стал, моргнул, качнул гитарой, Топнул, брякнул; — тише! чу! Груша поёт: голосок упоительный Тонкой серебряной нитью дрожит, Как замирает он в неге мучительной… Чу!.. Гром!.. Взрыв!.. Буря шумит. Грянул хор, сверкнули брызги От каскада голосов. Пламя молний! Ветра взвизги! Моря вой и шум лесов! Град ударов звонкой сечи! Перекрёстная гроза! Огнь из уст! Из глаз картечи! Пышут груди; ноют плечи; Рыщут дикие глаза. Вот запевает Лебедь — чародейка: Звонкий напев её душу сквозит, Льётся, как струйка, и вьётся, как змейка. Ластится к сердцу и сладко язвит. Чу!.. Свист!.. Вопль!.. Пожар трескучий! Гармоническая брань! То разинул хор гремучий Полну бешеных созвучий Раскалённую гортань! Вот разгульный крик несётся: «Мы живём среди полей! » Весь в огне Илья трясётся, Размахнётся, развернётся: «Живо! Веселей! » А вот «В тёмном лесе» — Матрёна колотит. Колотит, молотит, кипит и дробит, Кипит и колотит, дробит и молотит. И вот — поднялась, и взвилась, и дрожит… Врозь руками размахнула — Хочет целый мир обнять.

Вот плывёт… скользит… вздрогнула, Кости старые тряхнула, Повернулась — да опять! Чудо — ведьма ты, злодейка! Вне себя Илья стучит, Рвётся, свищет и кричит: «Жизнь для нас — копейка! »

1843