Константин Бальмонт Воскресший

Полуизломанный, разбитый, С окровавленной головой, Очнулся я на мостовой, Лучами яркими облитой.

Зачем я бросился в окно? Ценою страшного паденья Хотел купить освобожденье От уз, наскучивших давно.

Хотел убить змею печали, Забыть позор минувших дней… Но пять воздушных саженей Моих надежд не оправдали.

И вдруг открылось мне тогда, Что все, что сделал я, — преступно. И было небо недоступно И высоко, как никогда.

В себе унизив человека, Я от своей ушел стези, И вот лежал теперь в грязи, Полурастоптанный калека.

И сквозь столичный шум и гул, Сквозь этот грохот безучастный Ко мне донесся звук неясный: Знакомый дух ко мне прильнул.

И смутный шепот, замирая, Вздыхал чуть слышно надо мной, И был тот шепот — звук родной Давно утраченного рая:

«Ты не исполнил свой предел, Ты захотел успокоенья, Но нужно заслужить забвенье Самозабвеньем чистых дел.

Умри, когда отдашь ты жизни Все то, что жизнь тебе дала, Иди сквозь мрак земного зла К небесной радостной отчизне.

Ты обманулся сам в себе И в той, что льет теперь рыданья, — Но это мелкие страданья. Забудь. Служи иной судьбе.

Душой отзывною страдая, Страдай за мир, живи с людьми, И после — мой венец прими...» Так говорила тень святая.

То смерть-владычица была, Она являлась на мгновенье, Дала мне жизни откровенье И прочь — до времени — ушла.

И новый, лучший день, алея, Зажегся для меня во мгле. И, прикоснувшийся к земле, Я встал с могуществом Антея.

1895