Константин Бальмонт Вещанье
Мы плыли по светлой вечерней воде, Все были свои, и чужого нигде, А волны дробились в своей череде.
Живые они, голубые
Играли мы веслами, чуть шевеля, Далеко, далеко осталась земля. Бел Сокол — названье того Корабля.
Родные на нем, все родные.
Сидел у руля златоокий Пророк, И был он как будто совсем одинок, И страшный внезапно пропел он намек.
Морские в нем страсти, морские.
Год скрепился, день сосчитан, миг бежит и не вернется, Час назначен, в диком плаче словно пыль взметнутся все, Кто тебе казался Богом, волколаком обернется, Сорок громов, водоемов, сорок молний в их красе. Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж не исправишь!
Все убитые — восстали. Все задавленные — тут. Горше всех лукавств убогих — что теперь еще лукавишь, А глаза твои как щели, сам себе назначил суд.
Сядешь — пламень, ляжешь — камень, в пропасть кинешься — замкнется, В ночь склубишься — сорок молний миру выявят уклон, Вся Вселенная смутится, и в седой клубок свернется. Слышишь громы? Сорок громов! Падай, падай осужден!
Был бледен и страшен Пророк у руля, И все мы дрожали, вещаньям внемля, И волны качали оплот Корабля.
Живые они, голубые.
Мы поняли, что он хотел нам сказать, О бездне скорбел он, скользя через гладь, Мы в Свете, но Бездна должна отстрадать.
Родные грехи нам, родные.
Мы плыли по тихой и светлой воде, Все было свое, и чужого нигде, Молитву мы пели Вечерней Звезде.
Мария! Мария! Мария!
Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:
Комментарии читателей