Эдуард Асадов Двадцатый век

Ревет в турбинах мощь былинных рек, Ракеты, кванты, электромышленье… Вокруг меня гудит двадцатый век, В груди моей стучит его биенье.

И если я понадоблюсь потом Кому-то вдруг на миг или навеки, Меня ищите не в каком ином, А пусть в нелегком, пусть в пороховом, Но именно в моем двадцатом веке.

Ведь он, мой век, и радио открыл, И в космос взмыл быстрее ураганов, Кино придумал, атом расщепил И засветил глаза телеэкранов.

Он видел и свободу и лишенья, Свалил фашизм в пожаре грозовом, И верю я, что все-таки о нем Потомки наши вспомнят с уваженьем.

За этот век, за то, чтоб день его Все ярче и добрее разгорался, Я не жалел на свете ничего И даже перед смертью не сгибался!

И, горячо шагая по планете, Я полон дружбы к веку моему. Ведь как-никак назначено ему, Вот именно, и больше никому, Второе завершить тысячелетье.

Имеет в жизни каждый человек И адрес свой, и временные даты. Даны судьбой и мне координаты: «СССР. Москва. Двадцатый век».

И мне иного адреса не надо. Не знаю, как и много ль я свершил? Но ели я хоть что-то заслужил, То вот чего б я пожелал в награду:

Я честно жил всегда на белом свете, Так разреши, судьба, мне дошагать До новогодней смены двух столетий, Да что столетий — двух тысячелетий, И тот рассвет торжественный обнять!

Я представляю, как все это будет: Салют в пять солнц, как огненный венец. Пять миллионов грохнувших орудий И пять мильярдов вспыхнувших сердец!

Судьба моя, пускай дороги круты, Не обрывай досрочно этот путь. Позволь мне ветра звездного глотнуть И чрез границу руку протянуть Из века в век хотя бы на минуту!

И в тишине услышать самому Грядущей эры поступь на рассвете, И стиснуть руку дружески ему — Веселому потомку моему, Что будет жить в ином тысячелетье.

А если все же мне не суждено Шагнуть на эту сказочную кромку, Ну что ж, я песней постучусь в окно. Пусть эти строки будут все равно Моим рукопожатием потомку!