Даниил Андреев Дивичорская богиня

Вновь с песчаного Востока дует Старый ветер над полями льна… А когда за соснами колдует Поздняя ущербная луна —

То ль играют лунные седины По завороженному овсу, То ли плачет голос лебединый С Дивичорских заводей, в лесу.

И зовёт к утратам и потерям, И осины стонут на юру, Чтоб в луну я научился верить — В первородную твою Сестру.

Верю! Знаю! В дни лесных становий Был твой жертвенник убог и нищ: Белый камень, весь в подтёках крови, Холодел у диких городищ.

В дни смятенья, в час тревоги бранной Все склоняли перед ним копьё, Бормотали голосом гортанным Имя непреклонное твоё.

Брови ястребиные нахмуря, Над могучим камнем колдуны Прорицали, угрожая бурей И опустошением страны;

Матери — их подвиг не прославлен — Трепетали гласа твоего. Чей младенец будет обезглавлен? Перст твой указует — на кого?.

А когда весной по чернолесью Вспыхивали дымные костры И сиял в привольном поднебесьи Бледно-синий взор твоей Сестры,

И когда в листве любого дуба Птичий плеск не умолкал, и гам, А призыв тоскующего зубра Колыхал камыш по берегам —

По корням, по стеблю, в каждый колос, В каждый ствол ореха и сосны Поднимался твой протяжный голос Из внушавшей ужас глубины.

Но теперь он ласков был, как пенье Серебристой вкрадчивой струи, И ничьи сердца твое веленье Не пугало в эту ночь: ничьи.

Барбарис, багульник, травы, злаки Отряхали тяжкую росу И, воспламенённые во мраке, Рдели странным заревом в лесу.

А в крови — всё явственней, всё выше, Точно рокот набухавших рек, Точно грохот ледохода слышал Каждый зверь — и каждый человек.

Били в бубен. Закипала брага; Запевал и вился хоровод Вдоль костров в излучинах оврага До святого камня у ворот.

Пламя выло. Вскидывались руки, Рокотали хриплые рога: В их призывном, в их свободном звуке Всё сливалось: сосны, берега,

Топот танца, шкуры, брызги света, Лик луны, склонённый к ворожбе… А потом, до самого рассвета, Жертвовали ночь свою — тебе.

… Верю отоснившимся поверьям, Снятся незапамятные сны, И к твоим нехоженым преддверьям Мои ночи приворожены.

Вдоль озер брожу насторожённых, На полянах девственных ищу, В каждом звуке бора — отражённый Слышу голос твой, и трепещу.

А кругом — ни ропота, ни бури: Травы, разомлевшие в тепле, Аисты, парящие в лазури С отблесками солнца на крыле…

И лишь там, на хмурых Дивичорах, Как в необратимые века, Тот же вещий, серебристый шорох Твоего седого тростника.

1939