Сергей Аксаков 17 октября

Опять дожди, опять туманы, И листопад, и голый лес, И потемневшие поляны, И низкий, серый свод небес. Опять осенняя погода! И, мягкой влажности полна, Мне сердце веселит она: Люблю я это время года.

Люблю я звонкий свист синицы, Скрып снегирей в моих кустах, И белые гусей станицы На изумрудных озимях. Люблю я, зонтиком прикрытый, В речном изгибе, под кустом, Сидеть от ветра под защитой, Согретый тёплым зипуном - Сидеть и ждать с терпеньем страстным, Закинув удочки мои В зеленоватые струи, Вглубь Вори тихой и неясной. Глаз не спускаю с наплавка, Хоть он лежит без измененья; Но вдруг — чуть видное движенье, И вздрогнет сердце рыбака!

И вот он, окунь благородный, Прельстясь огромным червяком, Подплыл отважно и свободно, С разинутым, широким ртом И, проглотив насадку смело, Всё поволок на дно реки... Здесь рыбаку настало дело, И я, движением руки, Проворно рыбу подсекаю, Влеку из глубины речной И на берег её бросаю, Далёко за моей спиной.

Но окуни у нас не диво! Люблю ершей осенний клёв: Берут они не вдруг, не живо, Но я без скуки ждать готов. Трясётся наплавок… терпенье! Идут кружочки… пустяки! Пусть погрузит! Мне наслажденье Ерша тащить со дна реки: Весь растопыренный, сердитый, Упорно лезет из воды, Густою слизью ёрш покрытый, Поднявши иглы для защиты, - Но нет спасенья от беды!

Теперь не то. Внезапной хвори Я жертвой стал. Что значим мы? Гляжу на берега я Вори В окно, как пленник из тюрьмы. Прошло и тёплое ненастье, Сковал мороз поверхность вод, И грустно мне. Моё участье Уже Москва к себе зовёт. Опять прости, уединенье! Бесплоден летний был досуг, И недоступно вдохновенье. Я не ропщу: я враг докук. Прощайте, горы и овраги, Воды и леса красота, Прощайте ж вы, мои «коряги», Мои «ершовые места!»