Ахмадулина Белла

Белла Ахмадулина Дачный роман

Вот вам роман из жизни дачной. Он начинался в октябре, когда зимы кристалл невзрачный мерцал при утренней заре. И тот, столь счастливо любивший печаль и блеск осенних дней, был зренья моего добычей и пленником души моей.

Недавно, добрый и почтенный, сосед мой умер, и вдова, для совершенья жизни бренной, уехала, а дом сдала. Так появились брат с сестрою. По вечерам в чужом окне сияла кроткою звездою их жизнь, неведомая мне.

В благовоспитанном соседстве поврозь мы дождались зимы, но, с тайным любопытством в сердце, невольно сообщались мы. Когда вблизи моей тетради встречались солнце и сосна, тропинкой, скрытой в снегопаде, спешила к станции сестра. Я полюбила тратить зренье на этот мимолетный бег, и длилась целое мгновенье улыбка, свежая, как снег.

Брат был свободен и не должен вставать, пока не встанет день. «Кто он?- я думала.- Художник?» А думать дальше было лень. Всю зиму я жила привычкой их лица видеть поутру и знать, с какою электричкой брат пустится встречать сестру. Я наблюдала их проказы, снежки, огни, когда темно, и знала, что они прекрасны, а кто они — не все ль равно? Я вглядывалась в них так остро, как в глушь иноязычных книг, и слаще явного знакомства мне были вымыслы о них. Их дней цветущие картины растила я меж сонных век, сослав их образы в куртины, в заглохший сад, в старинный снег.

Весной мы сблизились — не тесно, не участив случайность встреч. Их лица были так чудесно ясны, так благородна речь. Мы сиживали в час заката в саду, где липа и скамья. Брат без сестры, сестра без брата, как ими любовалась я! Я шла домой и до рассвета зрачок держала на луне.

Когда бы не несчастье это, была б несчастна я вполне.

Тек август. Двум моим соседям прискучила его жара. Пришли, и молвил брат: — Мы едем. — Мы едем,- молвила сестра. Простились мы — скорей степенно, чем пылко. Выпили вина. Они уехали. Стемнело. Их ключ остался у меня.

Затем пришло письмо от брата: «Коли прогневаетесь Вы, я не страшусь: мне нет возврата в соседство с Вами, в дом вдовы. Зачем, простак недальновидный, я тронул на снегу Ваш след? Как будто фосфор ядовитый в меня вселился — еле видный, доныне излучает свет ладонь...»- с печалью деловитой я поняла, что он — поэт, и заскучала… Тем не мене отвыкшие скрипеть ступени я поступью моей бужу, когда в соседний дом хожу, одна играю в свет и тени и для таинственной затеи часы зачем-то завожу и долго за полночь сижу. Ни брата, ни сестры. Лишь в скрипе зайдется ставня. Видно мне, как ум забытой ими книги печально светится во тьме. Уж осень. Разве осень? Осень. Вот свет. Вот сумерки легли. — Но где ж роман?- читатель спросит.- Здесь нет героя, нет любви!

Меж тем — все есть! Окрест крепчает октябрь, и это означает, что тот, столь счастливо любивший печаль и блеск осенних дней, идет дорогою обычной на жадный зов свечи моей. Сад облетает первобытный, и от любви кровопролитной немеет сердце, и в костры сгребают листья… Брат сестры, прощай навеки! Ночью лунной другой возлюбленный безумный, чья поступь молодому льду не тяжела, минует тьму и к моему подходит дому. Уж если говорить: люблю!- то, разумеется, ему, а не кому-нибудь другому. Очнись, читатель любопытный! Вскричи: — Как, намертво убитый и прочный, точно лунный свет, тебя он любит?!- Вовсе нет. Хочу соврать и не совру, как ни мучительна мне правда. Боюсь, что он влюблен в сестру стихи слагающего брата. Я влюблена, она любима, вот вам сюжета грозный крен. Ах, я не зря ее ловила на робком сходстве с Анной Керн! В час грустных наших посиделок твержу ему: — Тебя злодей убил! Ты заново содеян из жизни, из любви моей! Коль ты таков — во мглу веков назад сошлю! Не отвечает и думает: — Она стихов не пишет часом?- и скучает.

Вот так, столетия подряд, все влюблены мы невпопад, и странствуют, не совпадая, два сердца, сирых две ладьи, ямб ненасытный услаждая великой горечью любви.

1966

Нажмите «Мне нравится» и
поделитесь стихом с друзьями:

Комментарии читателей

    Если в тексте ошибка, выделите полностью слово с опечаткой и нажмите Ctrl + Enter, чтобы сообщить.