Александр Твардовский Кто стрелял?

Отдымился бой вчерашний, Высох пот, металл простыл. От окопов пахнет пашней, Летом мирным и простым.

В полверсте, в кустах — противник, Тут шагам и пядям счет. Фронт. Война. А вечер дивный По полям пустым идет.

По следам страды вчерашней, По немыслимой тропе; По ничьей, помятой, зряшной Луговой, густой траве;

По земле, рябой от рытвин, Рваных ям, воронок, рвов, Смертным зноем жаркой битвы Опаленных у краев…

И откуда по пустому Долетел, донесся звук, Добрый, давний и знакомый Звук вечерний. Майский жук!

И ненужной горькой лаской Растревожил он ребят, Что в росой покрытых касках По окопчикам сидят.

И такой тоской родною Сердце сразу обволок! Фронт, война. А тут иное: Выводи коней в ночное, Торопись на «пятачок».

Отпляшись, а там сторонкой Удаляйся в березняк, Провожай домой девчонку Да целуй — не будь дурак, Налегке иди обратно, Мать заждалася…

И вдруг — Вдалеке возник невнятный, Новый, ноющий, двукратный, Через миг уже понятный И томящий душу звук.

Звук тот самый, при котором В прифронтовой полосе Поначалу все шоферы Разбегались от шоссе.

На одной постылой ноте Ноет, воет, как в трубе. И бежать при всей охоте Не положено тебе.

Ты, как гвоздь, на этом взгорке Вбился в землю. Не тоскуй. Ведь — согласно поговорке — Это малый сабантуй…

Ждут, молчат, глядят ребята, Зубы сжав, чтоб дрожь унять. И, как водится, оратор Тут находится под стать.

С удивительной заботой Подсказать тебе горазд: — Вот сейчас он с разворота И начнет. И жизни даст. Жизни даст!

Со страшным ревом Самолет ныряет вниз, И сильнее нету слова Той команды, что готова На устах у всех: — Ложись!..

Смерть есть смерть. Ее прихода Все мы ждем по старине. А в какое время года Легче гибнуть на войне?

Летом солнце греет жарко, И вступает в полный цвет Все кругом. И жизни жалко До зарезу. Летом — нет.

В осень смерть под стать картине, В сон идет природа вся. Но в грязи, в окопной глине Вдруг загнуться? Нет, друзья…

А зимой — земля, как камень, На два метра глубиной, Привалит тебя комками — Нет уж, ну ее — зимой.

А весной, весной… Да где там, Лучше скажем наперед: Если горько гибнуть летом, Если осенью — не мед, Если в зиму дрожь берет, То весной, друзья, от этой Подлой штуки — душу рвет.

И какой ты вдруг покорный На груди лежишь земной, Заслонясь от смерти черной Только собственной спиной.

Ты лежишь ничком, парнишка Двадцати неполных лет. Вот сейчас тебе и крышка, Вот тебя уже и нет.

Ты прижал к вискам ладони, Ты забыл, забыл, забыл, Как траву щипали кони, Что в ночное ты водил.

Смерть грохочет в перепонках, И далек, далек, далек Вечер тот и та девчонка, Что любил ты и берег.

И друзей и близких лица, Дом родной, сучок в стене… Нет, боец, ничком молиться Не годится на войне.

Нет, товарищ, зло и гордо, Как закон велит бойцу, Смерть встречай лицом к лицу, И хотя бы плюнь ей в морду, Если все пришло к концу…

Ну-ка, что за перемена? То не шутки — бой идет. Встал один и бьет с колена Из винтовки в самолет.

Трехлинейная винтовка На брезентовом ремне, Да патроны с той головкой, Что страшна стальной броне.

Бой неравный, бой короткий. Самолет чужой, с крестом, Покачнулся, точно лодка, Зачерпнувшая бортом.

Накренясь, пошел по кругу, Кувыркается над лугом,— Не задерживай — давай, В землю штопором въезжай!

Сам стрелок глядит с испугом: Что наделал невзначай.

Скоростной, военный, черный, Современный, двухмоторный Самолет — стальная снасть — Ухнул в землю, завывая, Шар земной пробить желая И в Америку попасть.

— Не пробил, старался слабо. — Видно, место прогадал.

— Кто стрелял?— звонят из штаба. Кто стрелял, куда попал?

Адъютанты землю роют, Дышит в трубку генерал. — Разыскать тотчас героя. Кто стрелял? А кто стрелял?

Кто не спрятался в окопчик, Поминая всех родных, Кто он — свой среди своих — Не зенитчик и не летчик, А герой — не хуже их?

Вот он сам стоит с винтовкой, Вот поздравили его. И как будто всем неловко — Неизвестно отчего.

Виноваты, что ль, отчасти? И сказал сержант спроста: — Вот что значит парню счастье, Глядь — и орден, как с куста!

Не промедливши с ответом, Парень сдачу подает: — Не горюй, у немца этот — Не последний самолет…

С этой шуткой-поговоркой, Облетевшей батальон, Перешел в герои Теркин,— Это был, понятно, он.

1944