Лиодор Пальмин Опозоренный храм

Вот он перед нами, храм священный, древний, Ставший балаганом, рынком и харчевней, —

Храм литературы, древле чтимый свято, Где жрецами были гении когда-то…

Где светильник мысли разгорался ярко, Где пылало чувство искренно и жарко,

С алтаря ж вздымалось, в стройном клире пенья, Жертвенное пламя — пламя вдохновенья,

И поэт, в восторге, с свежими цветами, Сердце нес для жертвы, полное мечтами…

Но угас светильник, лиры замолчали, Гении исчезли и цветы увяли…

И в лоскутьях пестрых, гениям на смену, Гаеры и фаты вылезли на сцену…

Всюду дряблой мысли тщетные усилья — Как орел, подняться и, вороньи крылья

Распустив над миром, с высоты орлиной Заблистать избитой, ржавою доктриной…

Но как быть вороне, так и есть ворона, — Всё с чужого свиста, всё с чужого тона.

Что давно руками школьников измято — Своего ж ни капли, напрокат всё взято…

Что давно уж стало пошло и избито, Что давно уж в пятнах, ржавчиной покрыто,

Что назад лет двадцать новизной пленяло, А теперь, как ветошь, сгнило, полиняло!..

Об одном и том же болтовня всё та же, Что и попугаи затвердили даже, —

Детские проклятья сверженным кумирам, Павшим идеалам, позабытым миром…

А наместо старых, в этой тьме унылой, Новые не блещут благотворной силой!

Ветошь скудоумья фразою мишурной Прикрывая нагло, в храм литературный —

Вон, толпой крикливой, лезут фарисеи С краденым елеем к алтарю идеи.

Круглая бездарность, на ходулях стоя, Корчит публициста, чуть что не героя…

Хам в боярской шапке сыплет, с видом ярым, Грозные проклятья и хулу боярам…

Вон, врачи выходят важными стопами, На челе ж их блещет: «Исцелитесь сами!»

Там сипит сатира остротой мещанской,

Здесь, под балалайку, слышен вой гражданский,

И нахально лезет рифмоплетов стая В храм литературы, грамоте не зная, —

В храм литературы, в храм святой и древний, Ставший балаганом, рынком и харчевней…