Владимир Маяковский Венера Милосская и Вячеслав Полонский

Сегодня я, поэт, боец за будущее, оделся, как дурак. В одной руке — венок огромный из огромных незабудищей, в другой — из чайных — розовый букет. Иду сквозь моторно-бензинную мглу

в Лувр

*

.

Складку на брюке выправил нервно; не помню, платил ли я за билет; и вот зала, и в ней Венерино дезабилье. Первое смущенье. Рассеялось когда, я говорю: — Мадам! По доброй воле, несмотря на блеск, сюда ни в жизнь не навострил бы лыж. Но я поэт СССР — ноблес

оближ!

У нас в республике не меркнет ваша слава. Эстеты мрут от мраморного лоска. Короче: я — от Вячеслава Полонского. Носастей грека он. Он в вас души не чает. Он поэлладистей Лициниев и Люциев, хоть редактирует и «Мир», и «Ниву», и «Печать

и революцию»

*

.

Он просит передать, что нет ему житья. Союз наш грубоват для тонкого мужчины. Он много терпит там от мужичья, от лефов и мастеровщины. Он просит передать, что, «леф» и «праф» костя?, в Элладу он плывет надклассовым сознаньем. Мечтает он об эллинских гостях, о тогах, о сандалиях в Рязани, чтобы гекзаметром сменилась лефовца строфа, чтобы Радимовы

скакали по дорожке

*

,

и чтоб Радимов был не человек, а фавн, — чтобы свирель, набедренник и рожки. Конечно, следует иметь в виду, — у нас, мадам, не все такие там. Но эту я передаю белиберду. На ней почти официальный штамп. Велено у ваших ног положить букеты и венок. Венера, окажите честь и счастье, катите в сны его элладских дней ладью… Ну, будет! Кончено с официальной частью. Мадам, адью! — Ни улыбки, ни привета с уст ее. И пока толпу очередную

? загоняет Кук

*

,

расстаемся без рукопожатий по причине полного отсутствия рук. Иду — авто дудит в дуду. Танцую — не иду. Домой! Внимателен и нем стою в моем окне. Напротив окон гладкий дом горит стекольным льдом. Горит над домом букв жара? — гараж. Не гараж — сам бог! «Миль вуатюр, дё сан бокс». В переводе на простой: «Тысяча вагонов, двести стойл». Товарищи! Вы

видали Ройльса

*

?

Ройльса, который с ветром сросся? А когда стоит — кит. И вот этого автомобильного кита ж подымают на шестой этаж! Ставши уменьшеннее мышей, тысяча машинных малышей спит в объятиях гаража-коло? сса. Ждут рули — дорваться до руки. И сияют алюминием колеса, круглые, как дураки. И когда опять вдыхают на заре воздух миллионом радиаторных ноздрей, кто заставит и какую дуру нос вертеть на Лувры и скульптуру?! Автомобиль и Венера — старо?-с? Пускай!

? Поновее и АХРРов

*

и роз.

Мещанская жизнь не стала иной. Тряхнем и мы футурстариной. Товарищ Полонский! Мы не позволим любителям старых дворянских манер в лицо строителям тыкать мозоли, веками натертые у Венер. 1927 г.