Иван Козлов Возвращение, крестоносца

Младой Готфрид Шатобриан Жил в замке над рекою Меж гор и добрых поселян С прелестною женою.

Их ночь тиха, их ясен день, В их сердце дышит радость, Бежит от них печали тень, В любви цветет их младость.

Вдруг раздался священный зов, — И звук тревоги бранной Влечет туда, где гроб Христов В земле обетованной.

Восстали все: и стар и млад — Везде кипят дружины, Не страшен им ни зной, ни хлад, Ни степи, ни пучины.

И витязь смотрит на коня. «О милый край отчизны, Приют домашнего огня И нега мирной жизни!

Проститься с вами должен я. А ты, мой друг прелестный, Не унывай, и за меня Молись в тиши безвестной!»

И взял он меч и крест святой, И собрал он дружину, Простился с милою женой, Готовый в Палестину.

Помчался он, -но всё глядит На замок свой родимый И слезы на железный щит Ронял, тоской крушимый.

В далекий край он долетел, Где бой кипит кровавый, И в блеске там отважных дел Покрылся новой славой.

Меж тем, печальна и мрачна, Жена его младая Живет, слезам обречена, О витязе мечтая.

И память с ним веселых дней Слилась с душевной мукой, И мнится, витязь стал милей Несносною разлукой.

Тепла в ней вера, но крушит Жестоких битв тревога. «Нет, он не ранен, не убит, Мой милый, ратник бога».

О, как любовь младую грудь Томит мечтой своею! И как вздохнуть, куда взглянуть, Чтоб не был он пред нею!

Несется ль свежий ветерок И солнце догорает, — На пасмурный она восток Взор томный устремляет;

Взойдут ли звезды и луна Над сонными волнами, — О нем беседует она С луною и звездами.

Страшит ее в тиши ночей Между гробниц заветных Вид фантастических теней При стеклах разноцветных.

Об нем там молится она И мнит, какой-то силой Невольно втайне смущена, Что видит образ милый,

Что он мелькнул и вдруг исчез Меж дымными столбами, Как на лазурной тме небес Звезда меж облаками.

Но время вечною стрелой Летит, летит; дружины Идут, одна вслед за другой, Назад из Палестины.

И у прекрасной день и ночь Надеждой сердце бьется; Но как сомненье превозмочь! — Всё ждет и не дождется.

Однажды вечер пламенел, И горем дух стеснялся: Ей никогда ее удел Мрачнее не казался.

Волнуясь вещею тоской И страшными мечтами, К иконе девы пресвятой

Идет она с слезами.

И вдруг знакомый рог трубит, И мост упал подъемный, И вне себя она бежит, Стремясь к аллее темной,

Где витязь шлем булатный свой, С сточив с коня, бросает, А паж — наездник молодой — С седла копье снимает.

Не верит взору своему, Летит — и муж пред нею, И кинулась она к нему Без памяти на шею.

И витязь страстно обнимал Жену свою младую; Счастливец! он благословлял Любовь ее святую.

Уста дрожали на устах, Об сердце сердце билось; Вдруг — чудный блеск в ее очах, Дыханье прекратилось.

В груди стесненной жизни нет: Творец! убила радость Всё то, чем мил нам божий свет, — Любовь, красу и младость!

И страшен, как жилец могил, Был витязь овдовелый, И месяц трепетно светил На лик оцепенелый.

Сражен таинственной судьбой, От всех несчастный скрылся, С житейским морем и с земной Надеждой он простился.

Обитель иноков стоит Близ замка; там в молитвах, В посте, в слезах он жизнь таит, Прославленную в битвах.

Но час настал — и с нею вновь Забыл он сердца муки В том светлом мире, где любовь Не знает уж разлуки.

1834