Кирилл Ковальджи Я видел сто столиц, да я и сам в столице...

Я видел сто столиц, да я и сам в столице лет тридцать, но провинциален я, как апостол Павел, и едва ли уже смогу перемениться.

Я в детстве жил на первом этаже, который москвичам не по душе: на первом жить — им требуется смелость, но ежели второго не имелось? Не помню летом я закрытого окна, дверь на ночь лишь была притворена, спал, как младенец, в слепоте бесстрашной провинциальный мир одноэтажный (сентиментальный мир, немаловажный)… Но мысль взлетала в купол голубой затем, что не была подавлена толпой за неименьем толп. Без них ты гениален, чему и радуйся, пока провинциален. Жила-была любовь, и если к ней прибавить закончившуюся позавчера войну, весну и глухомань, стихи во сне — судьба ведь!- неопытность, озноб, днестровскую волну — получится восторг. Какие ни готовь подробности потом,- неисправимым буду: мне навсегда в диковинку любовь и авиация. Да не привыкну к чуду! Летать я не рожден, и в самолете, прошу простить, испытываю стресс; с недоумением смотрю на стюардесс… под стать моей незащищенной плоти дом на земле и в будничной заботе не высший пилотаж, а пассажирский рейс…

Веселой молодости демон подталкивал покинуть дом родной… Под старость, говорят, нам хочется домой; и я вернулся бы, но где он тот дом родительский, который звался «мой»?

1988