Владислав Ходасевич Для мессии

I Новый дом у Иордана, В нем кузнец — и неустанно Он мехами дышет. Быстро в пламя дует он; Пах-пах, пах-пах! — дует он, — Пламя вечно пышет. И железо, раскалясь, Точно кровью наливаясь, С присвистом пылает. По железу молот бьет: Бум-бум, бум-бум! — молот бьет, Тянет и пластает. Бей, кузнец! Пусть искры блещут, Из-под молота пусть плещут Струи огневые! Пусть взлетает искра ввысь, — Фук-фук, фук-фук! — искра ввысь, — Вслед за ней другие. Что куешь, кузнец суровый? — Превращаю я в подковы Полосы тугие. Да, в подковы, для него, — Радость! радость! — для него, Для коня Мессии. II Дом ткача у Иордана. Ткач основу непрестанно Прочную мотает. Веретенцем он стучит, — Тук-тук, тук-тук! — он стучит, Пряжа прибывает. Нити вьются из навоя, Сочетаясь вдвое, втрое, Все ровней, все глаже. Ткач проворно бьет по ним, Чик-чик, чик-чик! — бьет по ним, По бегущей пряже. А челнок его, играя, Быстрой молнией сверкая, Ходит, ходит, ходит. Взад-вперед и взад-вперед, — Паф-паф, паф-паф, — взад-вперед, — Мастер глаз не сводит. Ткач проворный, быстроокий, Что готовишь? — Плащ широкий, Ризы дорогие. Облечется в них он сам, — Радость! радость! — сам он, сам, Царь царей — Мессия. III Между смокв у Иордана Вышивальщик утром рано Вышивает в пяльцах. По холсту снует игла, — Шей, шей, шей! — снует игла В изощренных пальцах. Возле ткани он суконной Нашивает шнур виссонный, Пурпур горделивый. Подобрать умеет он, — Так, так, так! — умеет он Все в узор красивый. Там гирлянды запестрили, Там букеты белых лилий, Пестрые бобы там… Все цветы бросает он, — Чик-чик-чик! — бросает он На холсте расшитом. Чем ты занят, быстровзорный? — Я сшиваю в стяг узорный Ткани дорогие. А под стягом станет он, — Радость! радость! — станет он, Царь царей — Мессия. IV В вышнем небе херувимы, Молчаливы и незримы, Труд святой подъяли. Перед Господом они — Радость! радость! — все они Всемером предстали. Все, что свято и блаженно, Непостижно, совершенно, Чисто и прекрасно — Ими взято нынче все, Радость! радость! — взято все, — Что светло и ясно. Сожаленье, состраданье, Все безмолвное терзанье Херувимы взяли. Все, в чем милость и любовь, — Радость! радость! — всю любовь Вместе сочетали. В чем же труд ваш, херувимы? — Все запасы припасли мы И творим, благие, Душу, душу для него, — Радость! радость! — для него, Для царя-Мессии! Но беда нам, но беда нам! Все давно над Иорданом От трудов почили. Запоздали только мы, — Горе! горе! — только мы Труд не довершили. Видно, мало мы собрали Для святой души печали, Горнего эфира… Видно, взяли мало мы — Горе! горе! — мало мы Взяли их из мира! Из того, что в нем блаженно, Непостижно, совершенно, Чисто и прекрасно, — Видно, взяли мы не все — Горе! Горе нам! — не все, Что светло и ясно!.. И подняли херувимы Стоны скорби, плач незримый, Вопли неземные, — И доныне в мире нет — Горе! горе! — в мире нет, Нет души Мессии.[1]