Леонид Филатов Человек начинал говорить...

Человек начинал говорить А началом явился испуг От нечаянно хрустнувшей ветки… И дремучий немыслимый звук Шевельнулся тогда в Человеке… Человек начинал говорить!.. И, не в силах бороться с искусом, Обнаружил великую прыть В овладении этим искусством. Он придумывал тысячи тем, Упиваясь минутным реваншем. Говори-и-ть! А о чем и зачем — Человеку казалось не важным. Он смолкал по ночам, но и тут, Что ни утро в поту просыпаясь, Он пугался безмолвных минут И ничем не заполненных пауз. Но однажды случилась беда… Он влюбился и смолк в восхищеньи… И к нему снизошла немота И свершила обряд очищенья… Он притих, и разгладил чело, И до боли почувствовал снова То мгновение, после чего Станет страшно за первое слово

Високосный год Памяти ушедших товарищей

О високосный год, проклятый год! Как мы о нем беспечно забываем И доверяем жизни хрупкий ход Все тем же самолетам и трамваям. А между тем в злосчастный этот год Нас изучает пристальная линза, Из тысяч лиц — не тот, не тот, не тот — Отдельные выхватывая лица. И некая верховная рука, В чьен воле все кончины и отсрочки, Раздвинув над толпою облака, Выкрадывает нас поодиночке. А мы бежим, торопимся, снуем — Причин спешить и впрямь довольно много И вдруг о смерти друга узнаем, Наткнувшись па колонку некролога. И, стоя в переполненном метро, Готовимся увидеть это въяве: Вот он лежит. Лицо его мертво. Вот он в гробу. Вот он в могильной яме… Переменив прописку и родство, Он с ангелами топчет звездный гравий, И все, что нам осталось от него, — Полдюжины случайных фотографий.

Случись мы рядом с ним в тот жуткий миг — И смерть бы проиграла в поединке… Она б взяла его за воротник, А мы бы уцепились за ботинки. Но что тут толковать, коль пробил час! Слова отныне мало что решают, И, сказанные десять тысяч раз, Они друзей — увы! — не воскрешают. Ужасный год!.. Кого теперь винить? Погоду ли с ее дождем и градом? … Жить можно врозь. И даже не звонить. Но в високосный будь с друзьями рядом.

1980